Ирина Нельсон - Второстепенный: Плата

Сразу после ужина стояла запись «Я еду в Фогруф!» и шло изображение Мерфина с Аем во всём их потустороннем блеске.

Дальше шла страница восторженных воплей об эльтах, их науках и келпи и до самого злополучного равноденствия никаких развёрнутых записей больше не было – только рисунки и невнятные записки, в том числе и обо мне, больном и несчастном иномирном подростке. Особняком стояли рисунки с профессорами и особенно - с Корионом. Крис во всех подробностях и даже с какой-то любовью пририсовывал ему огромные фасеточные глаза, из которых лилось что-то подозрительно похожее на кровь. Иронично и тонко, как по мне. Профессор действительно засекал опасность не хуже мухи, но в упор не видел меня. Крис таких подробностей не знал и закономерно подозревал алхимика во лжи. Рядышком с рисунком он приклеил вырезку из статьи о преступлении и написал: «Не врёт, не делает плохого, спас учеников. С точки зрения Безликих он чист. Что тогда мы видим?» Дальше следовали ещё несколько записей о Фогруфе, о контрольных, панический вопль о подрыве, обо мне – несчастной жертве, горестный плач о прекрасной леди Аунфлай, возвращение домой на осенние каникулы, новый семестр, зимние каникулы…

- Ну что? – с любопытством спросил Ай, когда я начала перелистывать страницы заново.

- На зимних каникулах Крис понял, что его близкие врут не только другим людям, но и ему, но не понял почему, - хмуро ответила я. – И очень переживал по этому поводу. Строил всякие догадки и выводы. Вот, послушай: «Я понимаю, люди врут, чтобы извлечь выгоду, или когда нужно спрятать правду. Например, когда Джозеф соврал родителям, что готовился к контрольной у друга, а сам был на вечеринке. Но он сдал контрольную на «отлично», и никто не узнал. Все остались довольны. Но я не понимаю, почему мама говорит ребёнку, что укол – это не больно. Укол же будет прямо сейчас. Ребенок всё равно узнает и очень обидится. Потом он не доверится. Почему человеческие мамы так делают? Я не понимаю. И мистер Аунфлай тоже. Вот Элиза никогда не врала, что будет не больно. Она говорила, как нужно делать так, чтобы не было больно».

- Как удивительно. Тринадцатилетний эльт писал о природе лжи, а не о Сопротивлении! Кто бы мог подумать? – ехидно пропел Ай.

Я захлопнула дневник и засунула его обратно в сумку.

- Просто нужно его прочитать медленнее и между строк.

- Ещё погрей страницы, - хихикал Ай. – Вдруг Крис молоком писал?

Ей-богу, я бы его стукнула, будь он жив. А дневник определённо нужно прочитать ещё раз, только попозже, когда весь этот поток эльтского пубертата уляжется в голове. Сейчас же… Сейчас нужно рискнуть с баром и попросить расчёт.

Я с тяжёлым вздохом залезла в палатку - одеваться и собираться. Думать о Корионе волшебную превращательную думу не стала. Всё-таки Вадимом у меня больше шансов унести ноги в случае чего. Да и… Думать о профессоре, конечно, было приятно. Но вот переживать боль превращения – вовсе нет. У меня даже появился рефлекс гнать мысли о Корионе будучи эльтом. Ведь за мыслями о нём теперь неизбежно следовала боль. Одно хорошо – человеком можно было думать о нём сколько угодно.

Я оделась и, подумав, убрала палатку вместе со всеми вещами в почтальонку. Возвращаться сюда, когда здесь побывала тётушка Ким со Змеем, у которых на хвосте аж целый Интерпол, а в городе есть агент Сопротивления, было чревато. Жаль. Ведь неплохая пещерка.

Когда я заявилась в бар и потребовала расчёт, хозяин сначала не поверил и потребовал предъявить Валю. Пришлось врать, что сестра сейчас вообще не в Лондоне – устраивается на новой работе. Хозяин долго причитал и ругался, что на неё, то есть меня, хотели посмотреть серьёзные люди, что им очень понравились песни, что для певицы это шанс, что им не отказывают…

- Эльтам тоже не отказывают, - брякнула я. – Тот черноволосый ей предложение сделал.

На меня выпучились все, кто был в пределах слышимости.

- Предложение? Ей?! Да ты шутишь! Эльты на людях не женятся!

- Женятся, - возразила я, уже пожалев, что не удержала язык. - Если у них из родни только эльты остались.

Хозяин побагровел. Я даже немного заволновалась, что его хватит инфаркт.

- Ты - эльт?!

- Ага. Так что, вы сейчас мне деньги отдадите или потом, моему профессору?

Профессора Хова и взрослых эльтов в частности никто в баре видеть не захотел, и кровно заработанные мне отдали. И даже зазывали заходить ещё - вдруг «сестра» всё-таки передумает насчёт певческой карьеры.

- А теперь куда? – спросил меня Ай, когда я выбралась из Сохо и пошла к трамвайной остановке.

- Выбора нет. Едем в Тенбрук, - вздохнула я.

Лондон жил своей жизнью. Всюду сновали люди, пели колокольчики на дверях кафе, шелестели колёса электромобилей, какая-то маленькая девочка восхищённо глазела на дирижабль, что плыл в зимнем небе с лебединой величавостью, да мальчишка размахивал газетой и выкрикивал новости. Новости, кстати, были и о Циклогенераторе, и о Владыке Златовласе, который впервые в истории появился на международном собрании монархов. Что, собственно, и побудило меня притормозить купить газету.

Ай помолчал, посмотрел, как я спрятала газету в почтальонку, и спросил:

– Ты серьёзно думаешь провести Хова?

- Нет, конечно, - вздохнула я. - Но если возвращаться – то на своих условиях.

Так больше шансов его зацепить и вызвать меньше вопросов. Главное – сначала хорошенько проработать легенду. Так, чтобы она стала чистой правдой.

Вот уж верно говорят, хочешь насмешить бога – расскажи о своих планах. Я ведь как хотела поступить? Сначала приехать в Тенбрук, осмотреться, потыкаться среди местных, найти какой-нибудь угол в ночлежке или палатку разбить в лесу с ограждающим контуром, долго втихаря лечить всех подряд во всех своих видах. И только потом идти к Хову на поклон, когда за мной уже будет много обязанных эльтов. Хорошая мысля? Хорошая.

Была.

По приезду я обнаружила, что Тенбрук – слишком маленький город для ночлежки, и закономерно пошла на другую сторону реки, намереваясь окопаться во владениях профессора. Ведь у него целая улица заброшенных домов, во многих ещё можно было растопить камин. Но в итоге затормозила, увидев приоткрытую дверь знакомого дома.

Профессор никогда не оставлял за собой приоткрытые двери. Да еще в глубине за окном мелькнула какая-то тень. Я юркнула за стены девятого дома.

- Ай, загляни, а?

- А чё сразу я? – шуганулся Ай.

- Ты мертвый, тебя не увидят!

Келпи не было секунд тридцать.

- Порядок, - отрапортовал он. – Хов там не один. Пошли дальше.

- Почему они дверь не закрыли? – насторожилась я.

Взгляд келпи вильнул в сторону.

- Не до этого им.

Порыв зимнего ветра прошёлся по улице, закружилась мелкая снежная пыль. Дверь профессорского дома качнулась, открывшись шире, и я разом забыла о всякой конспирации и планах.