Ирина Нельсон - Второстепенный: Торг

* * *

Сон, твою мать. В руку, етить-колотить. Я подозревала, что профессор будет в опасности и что мне потребуется пройти через всякое, чтобы его спасти, но чтобы реальная казнь? Что вообще за порядки у них такие, что Злат будет обязан казнить того, кто уже, едрид мадрид, уже отсидел за то же преступление? Дважды за одно и то же не судят и никогда нигде не судили! Почему Владыка вообще обязан это делать? Зачем так радикально-то, в конце концов?!

А, точно. Смерть для высокоорганизованных эльтов всего лишь очередное приключение. Способ форматирования и сброса к заводским настройкам. Но мне-то, мне что делать без Кориона? Он был нужен сейчас таким, какой есть, весь целиком, с великодушным сердцем, холодной головой, острым языком и прочими, не менее важными органами!

У-у-у… А он ещё такую трагическую мину сделал, что хоть сейчас в траур заматывайся. Я с каким-то невнятным бормотанием уткнулась лбом его в руку. Что же делать-то? Что делать? Саботировать лечение я не смогу. Надавить авторитетом тоже – я здесь никто и звать меня никак. Попросить профессора себе в качестве оплаты? Было бы идеально, если бы эльты практиковали рабство, но нет! Ненавижу, ненавижу этого Владыку!

Да ещё мысли в голове скакали бешеными кузнечиками. Почему-то у меня никак не получалось толком сосредоточиться и подумать нормально. Видимо, последствия выброса. А профессор только подливал масла в огонь:

- Волхов, вам не нужно ничего делать. С моей смертью ваша жизнь не закончится. Вы будете учиться в Фогруфе, язвить Аунфлаям, исцелять. С вашей клятвой к вам пойдут многие, в том числе и волшебные народы. А если вы действительно будете брать лишь то, что получается лучше всего, да ещё со всех, то вас полюбят все. Главное, не клянитесь всем подряд, помните, как Аунфлай вас вынудил дать Слово. Не нужно переживать обо мне. Владыка лучше знает и следует нашим законам. Он, в конце концов, правитель всего нашего народа. Кому, как не ему, решать мою судьбу?

От этих слов хотелось рыдать и топать ногами. Хотелось схватить профессора за грудки и заорать что-нибудь глупое и пафосное в стиле подростков, что-то вроде «Я клянусь, вы будете жить, сэр, несмотря ни на что!» Я уткнулась ему в колени и замотала головой.

- Замолчите. Просто замолчите, сэр! Дайте подумать!

Хов вздохнул и запустил руку в мои волосы. От ощущения сильных пальцев на коже по спине побежали мурашки, а внизу живота заворочались неожиданные и незнакомые ощущения. Я дёрнулась и сбросила его руку.

- Не прикасайтесь ко мне!

Профессор на мгновение ошеломлённо застыл.

- Волхов, повторяю ещё раз, не вмешивайтесь. Вы ребёнок. Вы не справитесь с Владыкой. У него слишком много власти.

Он смотрел на меня сверху вниз, откинувшись на спинку дивана и свободно положив на неё руки. Выжидающие чёрные глаза почему-то заставили меня вспомнить сказку про Лиса и Братца-Кролика. В уши тихо зашептала интуиция: «Тебе не кажется, что он как-то очень подозрительно уговаривает не вмешиваться?» Я насторожилась и, поддавшись внутреннему голосу, с тяжёлым вздохом сказала:

- Знаете, пожалуй, вы правы. Наверное, мне и в самом деле не следует вмешиваться.

Профессор подозрительно прищурился.

- Вы правда сделаете так, как я сказал? И никуда не полезете?

- Вы же сами сказали, что я сделаю только хуже и вам, и себе, - я издала душераздирающий вздох. – Значит, нужно благоразумно смириться. Мне будет вас не хватать, сэр. Очень.

Мы замолчали, уставившись друг на друга. Я насмешливо выгнула бровь.

- Не переживайте. Я не брошу вас в терновый куст, сэр.

Профессор напрягся, схватил меня за плечо.

- Вы не ребёнок, - внезапно заявил он. – Подросток никогда в жизни не догадался бы. Сколько вам на самом деле лет?

- Биологических или психологических?

- Прожитых!

- Двадцать семь, сэр, - абсолютно честно ответила я. – В том мире я успел прожить двадцать семь лет. Между прочим, я этого не скрывал и говорил ещё психиатру. Он в медкарте должен был это отметить.

- Двадцать семь, - повторил профессор. - А в году у вас?..

- Как здесь. Триста шестьдесят пять дней по двадцать четыре часа каждый.

- Вы взрослый или ребёнок?

- Смотря с какой стороны посмотреть, - уклончиво ответила я. - Биологически очень даже. Психологически… С этим сложнее.

- Отвечайте, да или нет? – рявкнул Корион.

- Не знаю!

- Волхов!

Профессору явно захотелось меня придушить.

- Что – Волхов? – огрызнулась я. – Сами сказали в начале года, что ребёнку делают скидки, что ребёнка можно перевоспитать, ассимилировать и всё такое. Вот я и решил, что я ребёнок! Тем более что биологически, как ни крути, я он и есть!

Вот и поди пойми по его покерфейсу, растерялся он или успокоился. Я поудобнее устроилась на жёстких коленях и на всякий случай обняла, чтоб не убежал.

- Очень последовательное поведение, - прокомментировал профессор.

- Всё выдержано в рамках логики этого мира, сэр, - отбила я.

- Вы так говорите, словно в вашем мире логика была.

Я даже обиделась.

- Почему вы решили, что её там не было?

- Вы храните соль в банке с надписью «Перец», перец в банке с надписью «Сахар», а сахар в банке для риса. И это только те специи, которые вы достали из своей сумки.

- Это у меня от прадедушки. Он был шифровальщиком. И вообще, я ребёнок. Мне можно вести себя нелогично! - я вздохнула, перевернулась на спину. – Сэр, я понял, что вы не хотите умирать. Вы поняли, что я не хочу, чтобы вы умирали. Интересы совпадают. Давайте уже отбросим эти ваши интриги и просто спокойно договоримся? К примеру, я дам Слово, что упрошу Владыку отдать вас мне… скажем, на опыты, раз общественность захочет крови, а вы… Вы закрепите Словом вашу плату за вылеченную ногу и введёте меня в семью, раз вам так этого хочется. Пойдёт?

Профессор даже не торговался.

Я произносила текст клятвы, а сама вспоминала, как пылали болью ладони, сквозь которые струилась кроваво-красная нить, как тянуло в груди пустотой, и всё внутри сжималось от дурного предчувствия.

«Дура ты, Валька. Идиотка и дура. Предупредили же, а ты всё равно влезла. И ради чего, спрашивается?» - с тоской сказал мне внутренний голос.

«Ради кого», - поправила я его.

У мироздания странные, несправедливые законы. Плохие дни тянутся не хуже резины, чем хуже события, тем медленнее течёт время. Хорошее же вихрем проносится мимо, словно те самые мысли-скакуны из песни Газманова. Так вышло и с каникулами. Вроде только вчера мы с профессором праздновали солнцестояние, вроде Аунфлай только принёс материалы по Владыке, а к дому уже подкралась середина января.

После моего обещания помочь мы больше тему Владыки не поднимали. Профессор куда-то спрятал конверт с живым волосом и целыми днями пропадал в лаборатории, предоставив меня самой себе. Я не скучала. Материалов по Златовласу было четыре огромных папки, все – опутаны сетью жутких чар и грифом «Совершенно секретно, перед прочтением сжечь и застрелиться». Читалось всё лихо, словно какому-то толкинисту с широким медицинским образованием вздумалось написать медкарту на Леголаса.