Виктория Холт - Невеста замка Пендоррик

Я подошла к нему и снова усадила на стул, а себе придвинула другой.

— Папа, скажи мне, что произошло, — потребовала я.

Он заметно колебался. Потом сказал:

— Все в порядке, Фэйвел. Просто не спалось, вот и решил посидеть здесь.

— Но почему тебе не спалось? Тебя что-то мучает, признайся.

— Ничего подобного.

— Неправда! Ведь я же вижу. Ты волнуешься из-за меня… потому что я выхожу замуж?

И вновь эта небольшая пауза, прежде чем ответить. «Ну конечно же, — думала я, — в этом все дело. Он начинает понимать, что я уеду и он останется один. Естественно, его это расстраивает».

— Девочка моя, — начал он, — ты ведь очень его любишь?

— Да, папа.

— Фэйвел… ты уверена?

— Тебя беспокоит, что мы так недолго знакомы?

Он на вопрос не ответил, пробормотал лишь:

— Ты уедешь… к нему в Корнуолл… в Пендоррик.

— Но мы же будем часто приезжать к тебе, и ты к нам.

— Да… если бы что-нибудь помешало вашей свадьбе, это разбило бы тебе сердце…

Он вдруг поднялся и сказал своим обычным голосом:

— Я что-то замерз. Пошли-ка спать. Прости, что потревожил тебя, Фэйвел.

— Папа, нам обязательно нужно поговорить. Я должна знать, что у тебя на душе.

— Ступай в постель, Фэйвел. Не волнуйся.

Он поцеловал меня, и мы разошлись по своим комнатам. Как часто потом я упрекала себя за то, что послушалась его и не настояла на своем.

Пришел день нашей свадьбы. Я была так счастлива, так полна новой жизни, новых ощущений, что ни о чем другом не могла думать и перестала заботиться о том, что творится с папой. Только Рок и мои с ним отношения занимали меня.

Все было так чудесно. Мы все время были вместе, часто смеялись всяким пустякам — оказалось, так легко смеяться от счастья! Джузеппе и Умберто были в восторге. Их арии стали еще более страстными, чем раньше, и, простившись с ними, мы передразнивали их, делая трагическое или комическое лицо, смотря по тому, какую арию исполняли, страшно фальшивили и от этого веселились еще больше. Рок имел привычку приходить ко мне на кухню — помочь, говорил он усаживался прямо на стол и страшно мне мешал, пока я, притворно рассердившись, не пыталась выставить его прочь, что всегда заканчивалось объятиями.

Воспоминания тех дней остались со мной навсегда, они поддерживали меня в дни испытаний, когда я так в этом нуждалась.

Рок был страстным и властным любовником, он вел меня за собой, и я порой была смущена и ошеломлена силой и богатством новых для меня чувств. Я была уверена, что все будет прекрасно, жила одним днем и даже перестала думать о том, что ждет меня в новой жизни и каким будет мой новый дом. Я уверила себя, что и с папой все уладится, ему не о чем будет беспокоиться, Рок позаботится о нем, как он заботится и обо мне.

Но в один прекрасный день я пошла на базар одна и вернулась раньше обычного. Дверь в мастерскую была приоткрыта, и я могла видеть их там вместе — моего отца и моего мужа. Выражение их лиц испугало меня. Рок был мрачен, на лице у папы была мука. Было похоже, что папа сказал что-то, что Року не понравилось, но сердился ли он или был просто ошеломлен, я не поняла. Папа, казалось, был в замешательстве. Потом они заметили меня.

— А вот и Фэйвел, — сказал Рок поспешно, и оба как будто надели маски.

— Что происходит? — спросила я.

— Только то, что мы ужасно проголодались, — ответил Рок, беря у меня из рук корзину. Он улыбнулся и обнял меня. — Я так давно тебя не видел.

Я смотрела через его плечо на папу. Он тоже улыбался, но был очень бледен, даже с каким-то серым оттенком.

— Папа, в чем, наконец, дело?

— Не выдумывай, дорогая. Это все твои фантазии.

Я чувствовала неладное, и мне было не по себе, но я позволила себя убедить, что все в порядке. Я не желала знать ничего, что могло бы омрачить мое счастье.

Погода стояла чудесная. Папа обычно работал по утрам, а в полдень ходил купаться в море, пока я накрывала на стол. В тот день я сказала Року, чтобы и он пошел с ним.

— А ты сама не хочешь пойти с нами?

— Мне нужно готовить ленч, и я управлюсь куда быстрее, если вы оба не будете путаться у меня под ногами.

Они отправились вместе, но уже минут через десять Рок вернулся. Он вошел в кухню и по обыкновению уселся на стол. Он сидел спиной к окну, и в лучах солнца острые кончики его ушей светились красным пламенем.

— Ты иногда похож на сатира, — заметила я.

— А я и есть сатир.

— Почему ты так скоро вернулся?

— Почувствовал, что разлука с тобой для меня невыносима, проводил твоего отца до пляжа, а сам повернул назад.

— Какой ты глупый! Не мог прожить без меня лишние пятнадцать минут?

— Ни минуты!

Я была счастлива, что он со мной, но когда стол был накрыт, а папа все не шел, я забеспокоилась.

— Надеюсь, он не заболтался с кем-нибудь на пляже и не забыл, что мы ждем его, — сказала я.

— Он не мог ни с кем заболтаться: сейчас уже время сиесты и на пляже никого не осталось.

Прошло еще пять минут, папы все не было, и тревога моя росла. Как оказалось, не напрасно. Больше я не видела его живым.

Тело нашли к вечеру того же дня. Решили, что у него начались судороги, и он не смог выплыть — это казалось тогда единственным возможным объяснением. Для меня наступили темные дни. Утешением для меня был только Рок, я не знаю, как пережила бы такое горе, не будь его рядом. Судьба забрала у меня родителей, оставив мне только мужа.

И лишь спустя некоторое время пришли мучительные и страшные подозрения.

Печален был наш медовый месяц. Я не могла избавиться от чувства вины, мне казалось, что я в чем-то предала папу, не уберегла его.

— Я должна была сделать что-нибудь, я могла что-то сделать, я знаю! — повторяла я, лежа в объятиях Рока на следующий день после трагедии, а Рок пытался меня успокоить:

— Но что же, любимая, что ты могла? Ведь ты же не могла заранее знать, что у него случится судорога. Это ведь с любым может произойти. И даже если море спокойно, без посторонней помощи человек утонет.

— У него раньше никогда не бывало судорог.

— Все когда-то бывает в первый раз.

— И все-таки здесь что-то не так… было еще что-то…

Он погладил меня по волосам, отведя назад упавшую на лицо прядь.

— Дорогая, не терзай себя так. Что ж тут теперь поделаешь?

Он был прав. Мы ничего уже не могли изменить.

— Он рад был бы, зная, что я с тобой и позабочусь о тебе, — продолжал Рок, и в его голосе я уловила непонятное мне облегчение.

Я в первый раз тогда почувствовала укол страха, так хорошо знакомого мне впоследствии.

Рок решил, что мы должны как можно скорее уехать с острова. «Смена обстановки, — говорил он, — поможет тебе справиться с горем. Я увез тебя отсюда, и со временем ты успокоишься». Он все делал сам, я ни во что не вникала, всецело поглощенная своим несчастьем.