Ульяна Гринь - Серая мышь на тропе войны

Когда Данила привез почту в следующий раз, дала ему денег и попросила найти взрослую злую собаку для охраны. И через две недели получила Тайгу — «смесь бульдога с носорогом», как выразился шофер. Мать ее была из охотничьих лаек, а отец алабай. В десять месяцев Тайгушка уже выглядела внушительно, а сейчас, к лету, заматерела, вытянулась, выросла. Лай алабалайки работал не хуже пожарной сирены, у чужих она не брала ничего их рук, а в лесу лопала только самолично убитую дичь. Ну, и, конечно, никаких цепей мы с ней не признавали. Тайга была осторожной, умной и в меру отважной собакой. А я просто полюбила ее с первого взгляда.

— Ладно, иди дрыхни дальше, — с нарочитой грубостью сказала я, отпихнув собачью башку, и Тайга сделала вид, что обиделась, отвернулась, но мы обе знали, что это просто игра. Усмехнувшись, я занесла ногу над порогом, но хриплый лай за спиной заставил вздрогнуть. Тайга не бросалась на людей, только предупреждала — их, чтобы не переходили границу без разрешения, меня, что приближается чужой. Обернувшись, я увидела Митюню — младшего из Матрениных сыновей. Он бежал по тропинке, босой и в одних шортах, размахивая большим белым конвертом:

— Васса! Васса! Тебе письмо! Заказное! И во чего!

Он влетел во двор, не обращая внимания на клацнувшую зубами от подобного неуважения Тайгу, но остановился все же недалече от крыльца. Приплясывая от нетерпения протянул конверт и почтовый бланк с ручкой:

— Вона чо. просил Данила расписаться! И вернуть ему!

— Митюнь, ну и чего бежал сломя голову? — пожурила я мальчишку, ставя подпись на бумажке. — Я б сама сходила, мне и мыло надо, и сода…

— Так это…

Паренек замялся, колупая пальцем ноги комок земли, потом сказал осторожно:

— Там по тебя один приехал. Городской. Мамка велела птицей лететь, сказать…

Городской? Что за посетитель такой важный? Боже милый, кто ко мне может приехать, кроме Вадима! Одумался, что ли… Решил повидать? Решил самолично выбить из меня бумаги о разводе?

— Что же. сосед, раз городской приехал, надо звать, уважить надо. Ты уж проводи его сюда, не сочти за тягость.

Парнишка кивнул важно и. развернувшись круто, побежал обратно. Тайга зевнула нервно, громко, и сунула нос в миску.

Я глянула на Митюнины пятки, засверкавшие по тропинке к реке, потом на конверт, который еще держала в руке. Большой, чуть потертый. Адрес написан быстрым, едва разборчивым почерком, а сверху стоял витиеватый штамп: стилизованный лев со стягом и имя «Беспалов». Снова адвокатская контора… Что же, и этот конверт пойдет по стопам предыдущих.

Поднявшись по ступенькам, я вошла в кухню. Эх, надо бы подмести хотя бы, да ладно, сойдет. Вчера полы мыла. Вытащила с шестка формы с хлебом и поставила на колченогий столик у окна — пусть остынут. Самовар уже протопился и нагрелся — аж руку жег — и я перенесла его на большой стол, поставила заварочный чайник на конфорку, смахнула крошки со столешницы.

Кто же приехал-то?

Я перестала ждать гостей уже месяца два. Сначала думала — ну, не может быть, чтобы Вадим забыл обо мне, чтобы не думал, как я и где. Потом надеялась, что мозги у мужа встанут на место, и он хоть справится о ребенке, а там, может, и признает его. В конце концов, смирилась с молчанием. Приходили только письма от адвоката, но я прочитала только первое. Там были документы о разводе, которые надо было подписать и отослать обратно. Разводиться я не собиралась до рождения ребенка. Да и по городу не скучала. Чего я там не видела? То есть. как… Все. что видела, останется со мной, в воспоминаниях, а жить все равно лучше дома. Ведь не сравнить ни воздух, ни воду, ни молоко! То ли коровы тут спокойнее, то ли уход за ними лучше, только молоко как я привыкла — жирное, густое, с пенкой! Разве ж найти такое в городе?

Корова была у меня в планах на зиму. Как раз маленький подрастет, телочка у Матрены войдет в возраст, будет у нас свое молочко. А пока договорилась с соседкой за яйца да дичь — банка молока утром, банка вечером. Муж Матренин все по заимкам да по деревням ездит, подрабатывает, ему некогда охотиться. А я тятино ружье приручила, смазала да огладила, служит мне верой и правдой. Так и жила зиму: то зайца подстрелю, то Тайга белку выследит, а то на тетеревов попадем… Огород завела весной. Семенного-то у нас осталось с прошлого года, да и бабы отдали лишки. Немного завела, чтобы точно справиться. Капусту с морковкой посадила, картошки малеха…

Эх, да ладно, мы с маленьким не пропадем. А вот приезжий… Зависит от намерений. С чем приехал, с тем и уедет. Если только не повиниться и не обещать помочь вырастить ребенка. А развод…

Я повертела конверт в руке и решительно сунула в печь, подальше. Белая бумага осветилась оранжевыми всполохами от проснувшихся углей, почернела по углам, занялась. Пусть горит. Ишь чего удумал, документы мне слать… С документами я не разговариваю.

Подвязала платок под живот покрепче, накинула на голову шаль мамкину из комода и вышла на крылечко. Тайга не стала залезать в тень, а развалилась прямо под ступеньками. Почуяла, что ли, гостя? Ну и хорошо, с ней мне гораздо спокойнее. А вон и Митюня идет, а за ним мужчина. Из- за солнца не разглядеть кто. Одет легко, не по погоде, на плече сумка спортивная. Вот остановились оба, мальчишка махнул рукой в мою сторону и убежал. А мужчина пошел дальше. И я, наконец, разглядела его лицо.

Когда гость приблизился к ограде, Тайга неспешно встала, потягиваясь, демонстрируя свой рост, а после и зубы, снова зевнув. Ее усилия были оценены по достоинству, но гость, пусть и с опаской, вошел во двор:

— Ну, привет! Рад видеть в добром здравии!

— Леня, ты зачем приехал? — только и смогла спросить. ЖДала-то другого…

— Повидать, — усмехнулся он. — Может, я соскучился!

— Повидал? Вот и отправляйся обратно, Данила еще не отчалил.

— Что ж, даже чаю не предложишь? — притворно огорчился Леня, но глаза его сияли. Помолчала. Подумала — и правда, негоже гнать со двора и не накормить прежде. Совсем одичала в этом городе!

— Чаю предложу, — с достоинством ответила и кивнула на дверь: — Заходи. Но только чаю.

— А покушать? — выражение его лица стало жалобным, я едва удержалась, чтобы не засмеяться. Вот как он умеет разрядить обстановку одним словом?

Тайга зарычала, обнажив клыки, и Леня уважительно покивал:

— Хорошая собачка. С такой не страшно на отшибе жить.

— Не страшно. Фу, Тайга, фу! Заходи, не тронет. Только руки держи на виду.

— Как у вас тут строго, — пробормотал Леня, сбросив с плеча сумку.

Налив ему чаю в большую глиняную чашку, которую в доме всегда называли «мужской», пригласила жестом за стол. Леня огляделся, присел на лавку:

— Скромненько, но со вкусом. Спасибо! А… это что за чай?