Ульяна Гринь - Серая мышь на тропе войны

— Из трав, — вежливо ответила я. — Хочешь хлеба с сыром?

— Хочу. Ты знаешь, Елагин нанял какую-то тетку, которая печет хлеб, но вкус совсем не тот!

Не оборачиваясь от окна, я порозовела от удовольствия. А потом вздохнула: как там моя ферма? Как мои звери? Нет, у них есть Димка, они не пропадут, но все же… Хоть глазком взглянуть.

— Кстати! Смотри, что у меня есть.

Положив перед Леней нарезанный хлеб, мягкий сыр и ножик, я впилась взглядом в телефон, который он мне протянул, и предупредила:

— У нас тут интернет не ловит.

— Да я уж в курсе! — рассмеялся. — Это фотографии.

Петра с сумасшедшей мордой. Петенька косит здоровым глазом, открыв клюв. Спагетти… Ой, как она поправилась! Как повеселела! Ей даже гриву заплели! Ой, и кролики… Какие красавчики! Крольчата? У них потомство появилось? А я не видела… Козлятки мои подросли, стали совсем большими. Авдотью гоняют, небось. Милая, хлопотливая коза-мамаша…

Пальцем я провела по экрану, словно желая погладить ехидную мордочку, но картинка вдруг скользнула в сторону, и перед моим взглядом предстал Вадим. Да не один. Девушка, державшая его под руку, стояла вполоборота и смеялась, прикрывая рот ладонью. Знакомая какая девушка… Ох… Так ведь это… Лера! А рука Вадима приобнимает ее талию. Чуть привлекает к себе. Вроде бы и ничего особенного, но Лера так смотрит на моего мужа… А он на нее не смотрит. Он просто держит. Так держит, что нет сомнений — они вместе.

С тяжелым вздохом я положила телефон на стол и подтолкнула к Лене:

— Это ты тоже хотел мне показать?

Он не смутился, кивнул, шамкая:

— Да, но потом.

— Зачем?

Леня запил кусок чаем, вытер рот ладонью и сказал просто:

— Чтобы ты не питала ненужных иллюзий.

— Я ничего не питаю.

Соврала, прости меня, Господи… Питаю я иллюзии. Ненужные, это да. Но такие приятные!

— Зачем ты все-таки приехал?

— Васса, ну чего ты начинаешь? Соскучился я. Мне тебя не хватало. А Вадим, не получая от тебя ответа по разводу, послал меня с бумагами.

Я посмотрела в его глаза — голубые, теплые, улыбающиеся. Вспомнила, как мы напились в его комнате… Тогда он не ответил на мой вопрос. Но я всегда знала ответ… Не хотела знать, но знала, видела, чувствовала.

Толчок под ребра изнутри заставил меня охнуть от неожиданности. Прижав ладонь к животу, я выпрямилась, и Леня поперхнулся чаем, вскочил:

— Что? Что?

— Толкается, — пожаловалась, поглаживая ножку, которая не переставала пинаться. Леня обошел стол, приблизил руку: — Где? Туг?

Со смешком я положила его ладонь на место своей, прижала к животу. Маленький отозвался незамедлительно, и Леня выдохнул:

— Толка-а-ется…

Я глянула снизу-вверх ему в лицо и получила неожиданный поцелуй в губы. Настолько неожиданный, что не отказалась и даже ответила. Словно всегда ждала только этого…

А потом отстранилась и строго спросила:

— Ну, и чего ты делаешь?

— Целую, — шепотом ответил Леня. — Нельзя?

— Зачем?

— Давно хотел, а вот сегодня получилось.

В его зрачках снова запрыгали смешинки, но я шлепнула его по руке:

— Прекрати издеваться надо мной. Не видишь, что ли? — и показала на живот.

Рука Лени скользнула по моему плечу, согревая и бередя старые раны, а он сказал тихо, прижавшись щекой к макушке:

— А что, беременных женщин уже и целовать нельзя?

— Не от тебя же…

— Ну и хрен с ним.

Вторая рука легла на живот, легонько погладила, и Леня поправился:

— Не с ним, а с тем, что он не мой. Васса, я приехал, чтобы… сказать… предложить…

Он сбился, подышал глубоко, потом продолжил уже увереннее:

— В общем, выходи за меня замуж.

Я сглотнула, удивленная. Вот так сюрприз! Шутка, что ли, очередная? Так таким вроде не шутят…

— Я как бы еще замужем, — ответила.

— Так разведись. Вон, бумажки подпиши и отправь по почте.

— Это долго будет. Ты же не сможешь у меня жить без венчания.

— Так мы обвенчаемся. Хочешь — прямо сегодня!

Я усмехнулась.

— Ишь какой быстрый! Венчание, Лень, это навсегда. Развода у нас не будет, не положено… Потом всю жизнь раскаиваться будешь!

— Васса… Асенька моя, — он опустился на одно колено, пафосно и торжественно, взглянул в глаза и взял мою руку в свои: — Я и хочу навсегда. Чтоб никто больше тебя у меня не отобрал.

— А ребенок? — я покачала головой, все еще не веря.

— Кстати, у ребенка должен быть отец!

— У него есть отец…

— Который его никогда не признает! А я признаю. И буду воспитывать как своего собственного! Я вообще уже забыл, кто его отец.

— Леня, так нельзя… — я вытянула руку из его пальцев. — Ну кому мы лжем? Ведь оба прекрасно знаем, кто его отец, и ребенок тоже должен знать.

Парень поднялся с пола, забыв отряхнуть штанину, и беззаботно бросил:

— Короче, подруга, ты как хочешь, а я остаюсь. Обживусь тут у тебя, по хозяйству помогу, а ты пока обдумай мое предложение хорошенько.

— Леня!

— А что Леня? Я вообще уволился. Все, назад мне путь закрыт!

Я вскочила так быстро, как только смогла:

— Ты что, с ума сошел?! Как уволился?

— Написал заявление, по собственному желанию, что я, Замятин Леонид Львович, прошу уволить меня с поста водителя дата подпись.

Он обнял меня сбоку, приладившись к животу, и сказал:

— Для себя я все решил. Можешь меня выгнать, только знай — идти мне некуда! Я и тачку продал, и квартиру сдал через агентство. Теперь я бедный бомж, и моя судьба в твоих руках!

— Клоун ты, — проворчала я, не зная, правду ли он говорит. Наверное, все же врет — ну как можно уволиться с такого хорошего места и приехать вот так, в никуда, в сибирскую тайгу, где нет цивилизации?

— Ась, я обещаю, что буду тебе хорошим мужем, — руки сжали мои плечи, и я прислонилась щекой к его груди.

— Я буду хорошим отцом, правда. Я люблю детей! Я хочу много детей! Потому что я тебя люблю. А ты? Ты меня любишь хоть немножко?

Вместо ответа я подняла руки, охватив его талию, вздохнула. Люблю, не люблю… Теперь я не скоро смогу понять. Ошиблась уже однажды, доверилась человеку, который без зазрения совести выгнал меня, не выслушав, не поверив, не вспомнив все то хорошее, что было между нами. Леня… Ну правда, не выгоню же я его. Как он доберется до города? Данила, небось, уже уехал. Но и до себя не допущу, негоже. Поглядим. Может, сам сбежит со следующей почтой…

— Лень, а ты крещеный?

— Я? Я не знаю. Вроде да… А что?

— Чтобы венчаться, Леонид Львович, надо быть крещеным и верить в Бога, — я постаралась придать голосу строгости, но получилось довольно-таки язвительно.

— Васса! С тобой я и в Бога уверую, и покрещусь, — пробормотал он. — Я все сделаю. Только ты мне подскажи. А я сделаю.

— Подскажу, — тихонько засмеялась я, слушая, как бьется его сердце. И маленький закачался в животе, будто рыбки в заводи плеснули хвостиками.