Вера Колочкова - Три жизни жаворонка [litres]

– А что, он после работы не может сам к тебе прийти? Почему к нему бегаешь?

– Так он же устает очень сильно… Просто с ног валится… Да и что здесь такого, если я сама…

– Да как это – что такого? А где твоя девичья гордость? Получается, сама за парнем бегаешь! Это же стыдно, Анастасия! Не ожидала от тебя такого, да… Вроде мы с папой в других принципах тебя воспитывали…

– Да он скоро уедет, мам. Скоро никуда бегать не буду, дома сидеть буду! – со слезой отчаяния в голосе произнесла она, наливая себе чаю. – Скоро уже, совсем скоро…

– Ну ладно тогда… Только смотри у меня, Анастасия! Чтобы никаких сюрпризов нам с отцом…

– Да какие сюрпризы, мама! Ну зачем ты…

– Ладно, ладно. Только не убегай никуда, пока я с работы не приду. А то взяла моду – убегать, не дождавшись…

– Я сегодня весь вечер дома сидеть буду, мам.

– Ой, да неужели? Свежо предание, да верится с трудом!

– Правда, дома буду… Я ж сказала… Днем к Оле схожу, а вечером приду…

– А чего так? Поссорились, что ли?

– Нет. Просто Никита на три дня домой уезжает. Ему маму надо с днем рождения поздравить.

– Ишь ты, какой заботливый… Ладно тогда. Оле от меня привет передавай. И пусть матери скажет: в аптеку детские витамины завезли, дешевые, но очень хорошие. Я ей оставила парочку упаковок. Пацаны-то все время болеют, как осень начинается…

– Спасибо, мам.

– Да ладно… Спроси, может, еще чего надо… Я всегда рада помочь…

– Ладно, спрошу.

– Ну все, я пошла. Сейчас в аптеку народ потянется. Время-то заготовочное, перетрудились все на огородах… Всем что-то нужно, причем срочно да позарез…

Мама ушла, и отец спросил тихо, будто боялся ее спугнуть:

– Ты чего такая грустная, Насть? Ну, уехал на три дня и уехал, подумаешь… Уехал, значит, вернется…

– Ну да, это сказать легко… А мне без него очень плохо, пап. Понимаешь?

– Понимаю, дочка. Ничего, крепись. Первая любовь, она такая. Любая ерунда катастрофой кажется. С возрастом это проходит, Насть.

– А у меня не пройдет, не пройдет! У меня всегда так будет! Чтобы все только на самой высокой ноте! Я ведь жаворонок, я к самому солнцу должна долететь, чтобы быть счастливой! И не говори мне сейчас, что крылья можно обжечь, ладно? И пусть обожгу… Все равно у меня так будет – на самой высокой ноте!

Отец посмотрел на нее грустно и с пониманием, вздохнул, встал со стула.

– Ладно, пойду я на работу… Не след опаздывать…

– Ой, пап! Забыла спросить! А давай завтра утром на рыбалку пойдем! Давно не ходили!

– Что ж, пойдем… Тогда червей накопай сегодня, все приготовь…

– Да, я все сделаю, пап!

– Ну вот и хорошо, вот и умница. На рыбалку так на рыбалку. Ишь, как я тебя пристрастил к рыбалке-то, словно пацана… Пойдем, дочка, пойдем!

После того как отец ушел, она еще посидела за кухонным столом, уперев подбородок в ладонь. Потом вдруг сообразила – Никита ведь должен звонить! А телефон в комнате на столе оставила!

Подскочила, опрометью бросилась в свою комнату, глянула на дисплей… Нет ничего. Вообще ни одного вызова нет. И села на кровать в отчаянии – ведь обещал же! Хотя он еще и не приехал, наверное… Электричка до города два с половиной часа ползет, и не везде связь имеется. Да это и посчитать можно, наверное… Значит, первая электричка в семь утра… Значит, он приедет в город только около десяти… А сейчас на часах девять! Так что зря она обиделась, зря! Прости, Никита…

Он не позвонил и в десять. И в одиннадцать не позвонил. И это была уже катастрофа. Не позвонил, хоть и обещал!

Так и сидела на своей кровати, привалившись спиной к стене и сжимая телефон в руке. И можно хоть как себя утешать и успокаивать, и придумывать веские причины – отчего он не позвонил, а сердце все равно набухает отчаянием, да так, что кажется, сейчас до горла доберется и дыхание перекроет… А когда телефон все же вздрогнул вызовом, даже не поверила, что дождалась…

– Привет, малыш! Как дела?

– Никита… Никита! Ты почему так долго не звонил! Я же тут с ума схожу… Хотела сама тебе позвонить, но потом подумала – а вдруг ты в институт сразу с вокзала поехал, экзамен сдавать… Боялась тебе помешать…

– Нет, я еще не был в институте. Сейчас как раз туда направляюсь. О, а вот и мой автобус, малыш… Ну все, пока… Я потом еще позвоню, не скучай…

Все. Отключился. Но вспомнил же, позвонил! Значит, можно жить дальше… Можно теперь и к Оле сходить… Да, теперь можно жить, слава богу!

Оля встретила ее радостно, хотя сразу извинилась:

– Ни минуты свободной нет, Настька… Видишь, какой дым коромыслом? Третий день уже банки на зиму закатываю! Жалко, если овощи пропадут, вон их сколько…

Все кухонное пространство и впрямь занимали горы огурцов, помидоров, перца и всякого другого овоща, ожидающего своей очереди для хозяйского использования. Настя огляделась, проговорила весело:

– Так я тебе помогу, Олька! Давай руководи, что делать надо! Вдвоем быстро управимся!

– Да? – недоверчиво глянула на нее Оля. – Ну ладно, если так… Тогда давай нарезай капусту, перцы и морковь, и лук еще… А я все это хозяйство обжаривать буду. Зимний салат закатаем, банок десять точно получится. Зимний салат хорошо зимой идет, с жареной картошечкой… И суп заправлять тоже можно, только надо луку больше положить…

– Ты прямо как заправская хозяйка всему научилась, ага… – садясь за стол и придвигая к себе большую разделочную доску, с уважением проговорила Настя. – А я вот сама ничего такого не умею… Если только мама просит иногда помочь…

– Ну, чего сравниваешь-то? Ты у нас вообще неженка-белоручка, мать с отцом с тебя пылинки сдувают! А я… С меня пылинки сдувать некому, мама вон на двух работах мается… Работает, работает, а толку нету. В магазине уборщицей, в школе сторожем да опять уборщицей… Сама понимаешь, какая у нее зарплата. Мама говорит – слава богу, хоть такие деньги есть… Без денег-то ведь никуда не сунешься, на одной картошке да соленьях с огорода не проживешь. Раньше отец хорошо зарабатывал, мама дома была, хозяйством да детьми занималась… А теперь как хочешь, так и выживай. И чего отца на этот Север понесло, не понимаю? Хорошо ведь жили…

Настя слушала Олю, сочувственно кивала головой. Очень хотелось поделиться своими переживаниями с подругой, но что они есть по сравнению с Олиными трудностями? Как бы мама сейчас сказала – кому морковка сладка, кому жемчуг мелок…

– Ой, что я все о себе да о себе… – вдруг спохватилась Оля, глянув на Настю. – Как у тебя-то дела, расскажи? Мы ж с тобой давно не виделись, совсем забыла меня со своей любовью… Давай все-все мне рассказывай… Вы уже целовались, да?

– Да, Оль. И не только.

– В каком смысле?

Оля обернулась от плиты, где перемешивала томящиеся в подсолнечном масле овощи, да так и застыла с ложкой наперевес, в ожидании глядя на подругу.