Ава Рид - Безумно

Я вижу, как шевелится его кадык, когда он сглатывает. Мой взгляд падает на его губы, и я слышу свое громкое дыхание. Почти оглушительное. Затем мне становится еще сложнее контролировать дыхание, когда его рука приближается к моему лицу, волнующе медленно ложится мне на щеку и скользит вниз, осторожно обхватывает меня за шею. Его кожа горячая, как лава, эти прикосновения обжигают и сводят меня с ума.

– Мэйс, мне… – опять начинаю я и хочу сказать ему, что мне очень жаль, потому что мы останемся друзьями. Что он тоже мне нравится, но ему придется простить меня. Я так много хочу ему сказать… Но он одним быстрым движением прижимается ко мне и закрывает мне рот своими губами. И насколько бы не кричало мое сознание, что этого нельзя допускать, что это лишь усугубит ситуацию, желание прикоснуться к нему внезапно становится непреодолимым. Мэйсон держит меня крайне решительно и целует жадно и с самоотдачей. Но есть в его поцелуе кое-что еще, более мягкое и осторожное.

Я ничего не могу с собой поделать и отвечаю ему, отчего слышу сдавленный стон Мэйсона, который слетает с его губ. Я чувствую легкую пульсацию внизу живота, когда Мэйс на мгновение прикусывает мою нижнюю губу, чтобы сразу же после этого провести по ней языком.

Святые небеса.

Пальцы моей левой руки – в отличие от правой, не сжимающей судорожно ключи, – пробегают по его волосам, мое тело тянется к нему, и наше дыхание переплетается в воздухе. Он отпускает мои губы, дарит нежные поцелуи моим скулам, подбородку и опускается губами до шеи и ключиц. Я чуть не застонала… Рука на моей шее тоже перемещается ниже, слегка касаясь груди, и тут же мои соски предательски твердеют.

Следующий поцелуй, которым Мэйс согревает мои губы, заставляет меня трепетать от желания. Но когда мое имя слетает с его губ, как молитва, я наконец прихожу в себя.

Проклятье… Нет! Я такая дура.

Я осторожно отталкиваю Мэйса от себя, достаточно сильно, чтобы он понял это и остановился. Потому что он должен остановиться, прежде чем трещины превратятся в разлом. Прежде чем станет слишком поздно.

Мои руки просто лежат у него на груди, я начинаю дрожать. После минутного колебания Мэйс отпускает меня и делает шаг назад, хотя ему это явно трудно дается. Все его тело напряжено, как и его взгляд…

Прости меня, Мэйс.

– Ничего не было. – Его слова звучат с напором, его внезапно грубый и низкий голос вызывает дрожь по моей спине. – Там ничего не было, Джун, – пылко повторяет он, но я только вопросительно смотрю на него, потому что у меня с трудом получается ясно мыслить. В какой-то момент я просто опираюсь спиной на дверь, чтобы поймать равновесие.

– Все те девушки. – Он гримасничает, как будто от боли, прежде чем лихорадочно пробежаться пальцами по своим волосам, которые я уже полностью растрепала. – С ними ничего не было.

Я в замешательстве смотрю на него, пытаясь понять, что сейчас было сказано в то время, как мое сердце все еще бьется как сумасшедшее.

– Я отводил их всех наверх, да. Мы играли в карты. Больше ничего не было. Мы с ними… О господи! – ругается он и сжимает руки в кулаки. – Я… никогда бы не стал так делать на самом деле.

– Ты заставил меня поверить, что ты спал со всеми этими женщинами? – бормочу я, потому что моя голова никак не может переварить услышанное. – Но это была ложь? А наше пари… У меня не было шансов его выиграть, – заключаю я, и он кивает. Но я не расстроена и не зла. Я опустошена. Я не хочу больше сопротивляться Мэйсону. Не хочу этих игр. Почему он не понимает? Я желаю только лучшего для нас. Тихо всхлипнув, я оставляю свои слова висеть в воздухе. Мэйс немедленно оказывается вплотную ко мне, и я хочу крикнуть ему, чтобы он остановился, чтобы он ушел. Его пальцы ловят меня за подбородок, приподнимают его…

– Я люблю тебя, Джун.

Нет, пожалуйста. Я не хочу этого слышать. Закрыв глаза, я чувствую, как они горят. Как бы я ни хотела не плакать сейчас, я все-таки плачу.

– Пожалуйста, Мэйс, – шепчу я. – Пожалуйста, прекрати. У нас ничего не выйдет. Мы не принесем друг другу ничего хорошего.

Мой голос срывается, и почему-то сердце тоже пропускает пару ударов.

– Ты не знаешь наверняка, – нервно отвечает он, в то время как у меня в груди болит все больше и больше. Сильнее и сильнее.

– Почему тогда я влюбился в тебя, если мы не созданы друг для друга, Джун?

В его глазах столько надежды.

Я осторожно убираю его руки со своего лица.

– Мне правда очень жаль, – выдыхаю я.

– Джун, – сколько боли в его голосе. – Я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Все больше и больше слез текут по моим щекам.

Ничего и не начиналось, Мэйс, неужели ты не понимаешь?

– Я не могу. Мне жаль. Прекрати попытки… пожалуйста, никогда не пытайся снова. Я правда не могу.

Я резко поворачиваюсь, открываю замок и… оставляю его за дверью. Ключи падают у меня из рук и ударяются об пол. Слабо переставляя ноги, я захожу в свою комнату. Там я падаю на пол, моя сумка – рядом со мной. Ноги буквально подкосились подо мной, но мне плевать.

Это конец.

Мне конец.

Как будто меня больше ничего не держит в этом мире. Как будто все, что я когда-либо пыталась спрятать внутри себя, вырывается наружу. Я плачу, плачу, плачу, и мне так больно. Я никогда не хотела обидеть Мэйсона. Я пыталась спасти нас.

В какой-то момент я дрожащей рукой тянусь к сумке и вытаскиваю сотовый, чтобы позвонить Энди. Но вместо этого я вижу на экране уведомление о новом чате, созданном Мэйсоном. Я открываю его, и фотография, которую сделал Мэйс, всплывает перед моими глазами. Под ней висят сообщения от Купера, Энди и Дилана. Куп спрашивает, не оторвала ли я Мэйсу за это голову. Энди прислала несколько смеющихся смайликов и сердечко. А Дилан интересуется, что вообще происходит. Я смеюсь, закашливаюсь, сразу же снова всхлипываю и вытираю щеки. Я не знаю наверняка… Как может быть, что мой мир был целым еще несколько часов назад?

Не знаю, как я попал домой. Но машина сейчас стоит на подъездной дорожке, а я, будто в трансе, открываю дверь в квартиру. Голова идет кругом.

Я не могу поверить в то, что произошло, мысленно прокручиваю и проживаю этот день снова и снова. Наши разговоры, слова и эмоции Джун, ее смех. Я думаю обо всех моментах последних нескольких месяцев и задаюсь вопросом, действительно ли я был таким дураком и пропащим мечтателем. Неужели я только придумал, что что-нибудь может измениться, что между нами что-то есть. Что между нами должно быть что-то.