Стелла Грей - Галстук для моли (СИ)

– Она нимфоманка! – шепотом выпалил он. – Кажется, я понял, почему Давиду нужен на роль святоша. Эта Индира, она же любого затра…

– Спокойно, – одернул его Малкин. – Излагай четко и по порядку, пока есть время.

– Она дочка спонсора фильма, – выдохнул звездун. – Дальше продолжать? Я еще и реплики не произнес, а она уже пообещала, что роль будет моей.

– Ну, и чего ты жалуешься? – искренне не поняла я. – Это же твоя мечта. Девушка – огонь! Баба-бомба.

Макс как-то испуганно втянул плечи в голову и обернулся по сторонам, будто его могли подслушать.

– А потом ко мне подошел Фельдман. Сказал, что папочка Индиры оставлял “особые” пожелания по поводу партнера его дочери. И если я, тварь такая, подпорчу эту девчонку, с меня шкуру спустят.

– А там есть, что портить? – искренне удивилась я, вспомнив манеры и внешность девицы.

– Да откуда ж я знаю-то? – почти со священным ужасом произнес он. – Проверять желания нет.

– Тогда тем более не вижу проблемы, – Малкин ободряюще похлопал его по плечу. – Держись, дружище. Если все сложится, это будет твоя самая гениальная роль. А главное, высокооплачиваемая.

– Может, не надо?!

– А иначе Карелия. Псевдодокументальный фильм о сплавах по рекам. Так себе роль, сам понимаешь.

Судя по скорбной моське, Макс понимал, а после тяжело вздохнул, выпрямился в полный рост и пошел покорять продюсера фильма.

Мы с Малкиным двинулись следом. Начальству хотелось контролировать весь процесс проб.

В итоге Макса заставили встать перед сидящим на раскладном стуле Фельдманом и тем самым пузатенький мужчиной с рупором, по всей видимости, режиссером, который ни слова не говорил по-русски.

А вот Индира вызвалась помогать Старовойтову со сценой, и тут вскрылась вторая проблема, а по глобальности даже первая.

Пока вжитый в роль Макс действительно стопроцентно попал в образ властного, надменного фараона того времени, где каждое слово и даже полувзгляд были частью персонажа, Индира, которая играла его любовницу-рабыню, была бревном. Красиво обряженным, накрашенным, но все же бревном.

Стоило ей начать читать текст, у меня сложилось ощущение, будто слушаю девочку на утреннике, которая рассказывает стихи деду Морозу. Весь нимфоманистый пыл, которого так сильно испугался Старовойтов, тоже исчез, стоило Индире только начать играть кого-то другого.

Она напоминала мне Кристен Стюарт из “Сумерек” – одно выражение лица на весь фильм.

– М-да, – разочарованно шепнул начальник. – Вот что спонсорство в-роль-проталкивающее делает.

Когда прослушивание закончилось, все в ожидании уставились на Фельдмана и режиссера с английским именем Джорж.

– Ну как тебе? – поинтересовался у него Давид.

– Даже не знаю, – пространно протянул пузатый. – Лицо у него славянское, глаза голубые, плечи слишком широкие…

Я покосилась на Макса, которого так щедро затонировали темной косметикой, что еще немного и даже за негра сошел бы. А вот глаза да, смотрелись с такой кожей весьма экзотично.

– Вот и я думаю, что типаж не тот, – согласился Давид. – Скорее, потянул бы на раба из северных стран, хотя… играет-то прекрасно. Лучше, чем остальные.

В этот момент я зауважала в нем профи. Фельдман признал талант Макса, а это уже хорошо.

А вот Джорж продолжал гнуть свою линию.

– Брать русского в фильм при нынешней политической обстановке… Не уверен, что это удачная идея. Нашей аудитории за рубежом может не понравиться такой ход. Поэтому я считаю…

Тут в дело вмешалась Индира, вцепившись в руку Старовойтова. Она с невиданной силой буквально подтянула его к режиссеру под нос и почему-то принялась с возмущением тыкать Джоржу в браслеты на плечах Макса.

– В плечах, говорите, широкий? Да на нем на единственном эти кольца держатся. А все остальные ваши актеришки – хлюпики. Так что нечего думать, берите! А то, что русский – ерунда полная. Милу Йовович любят, вот и его полюбят.

Джорж и Фельдман переглянулись, а после долго обсуждали, как лучше поступить, чтобы Макс смотрелся в кадре более гармонично.

В итоге решили поставить рядом с ним афроамериканцев с опахалами, чтобы на их фоне его славянская внешность воспринималась почти египетской. А еще неплохо было бы найти китайца, чтобы не обидеть чувства азиатов в фильме.

Слушавший все это Старовойтов тихо офигевал от перспектив, да и Малкин задумчиво почесывал затылок.

– Что ж, – наконец выдал он. – В конце концов, своего мы добились. Контракт с нами подпишут, а значит, надо радоваться.

Я же была в смешанных чувствах. Как-то раньше я более романтизировала процесс создания фильмов, а тем более подбора актеров. В моем понимании играть должны талантливые, а по факту могут все, если есть деньги. И еще диктовать условия.

Радовало хотя бы то, что Индира оказалась на нашей стороне и всячески теперь опекала Старовойтова на съемочной площадке. Я даже на секунду засомневалась, не хочет ли она отбить у Малкина его должность и стать агентом Макса, потому что ее приказы даже без рупора были слышны на всю площадку:

– Где рабы с опахалами? Почему они не здесь? Фараона нужно обмахивать интенсивнее!

– Так сейчас же нет съемок, – возразил ей кто-то из съемочной бригады, на что получил шипение сродни змеиному и указание не лезть, куда не просят.

В результате Макс обзавелся личным вентилятором, а заодно и цербером в лице Индиры.

К моменту, когда Малкин и Фельдман составляли контракт, я несколько раз пыталась пробиться к Старовойтову на предмет просто поговорить, ну и, мало ли, поддержать морально. Но каждый раз я сталкивалась с пристальным и уничтожающим взглядом Индиры, от которого хотелось поскорее сбежать подальше.

– Мне кажется, мы его теряем, – пожаловалась я Малкину, когда тот закончил с документами. – Эта девица точно ненормальная.

– Спокойнее, – потирая переносицу, ответил шеф. – Я уже навел справки. Все в порядке. Индира – единственная дочь одного очень уважаемого и богатого человека. Красивая, в целом сообразительная особа, училась в Нью-Йорке. Одна беда – избалованная. Роль в фильме ей пообещал папаша взамен на то, что после она наконец возьмется за ум, выйдет замуж за другого уважаемого человека и станет примерной женой. Так что все эти выкрутасы, которые мы видим, скорее, банкет напоследок, перед началом серьезной семейной жизни.

– М-да уж. Не наелся, не налижешься, – вспомнилась мне старая пословица, хотя на Индиру я теперь взглянула новым взглядом.

Красивая, еще и с престижным образованием, вряд ли ей хотелось запирать себя в семейной жизни и всеми вытекающими из нее обязательствами, особенно если речь шла о том понимании семьи, которое мне описывал Фельдман.

Скучно, хоть и правильно.