Франсуаза Бурден - Обещание океана [litres]

Человек за бортом ! Злодеяние свершилось. В темноте и грохоте бури невозможно было ничего предпринять. Ивон исчез, а вместе с ним исчезли предательство, проблемы брака и наследства. Освободившись от угрозы, Эрван изнемогал под тяжестью вины.

Острая и вполне реальная боль пронзила его насквозь, перехватила дыхание. Он поднес руку к груди и больше не смог пошевельнуться.

– Я не хочу задушить его своей любовью, – заявила Армель. – Мы были вместе двадцать четыре часа, и маленькая пауза даст ему вздохнуть свободно.

– Пауз у вас будет предостаточно! – иронически заметила Маэ. – Завтра утром он уйдет в море, а ты вернешься в банк.

В веселом споре прошел час, и было выпито нескольких чашек чая, прежде чем Маэ встала, собираясь уходить. Армель тоже решила вернуться к себе. Жан-Мари, который не высыпался последние дни, легко ее отпустил.

– Я провожу тебя до дома, – предложила Армель Маэ.

Смеркалось, хотя было всего пять часов вечера, и холод становился все злее.

– Не люблю праздники, – добавила Армель, – все кажется вымершим… Есть новости от Алана?

– Никаких. Я думаю, он должен сегодня вернуться, но в принципе, мне наплевать. Все равно у нас впереди ничего нет.

– Меня это очень расстраивает. Как было бы здорово, если бы мы с тобой были влюблены и счастливы одновременно! И потом, он красивый мужчина, вы бы хорошо смотрелись вместе.

– Ты считаешь его красивым?

– У него потрясающие серые глаза, такие светлые! Я это заметила еще тогда, когда лечила зубы. Признаюсь, что пыталась его очаровать, но он меня проигнорировал. Я, конечно, сразу подумала, что он не может позволить себе никакого флирта с пациентками…

С радостным смехом она взяла Маэ за руку и прижала подругу к себе.

– Брр! До чего же холодно!

Они подошли к дому, и Маэ предложила зайти к ней.

– Давай проведем вечер у меня, приготовим омлет. А потом ты мне расскажешь о Жане-Мари… Только не при папе, ты его знаешь…

– Кстати, – начала Армель, удерживая подругу за рукав, – я знаю, что Жан-Мари долго сох по тебе.

– Это уже в прошлом.

– Он все еще ждет взаимности, я же вижу. Ты ничего не можешь с этим поделать, но надеюсь, он с собой справится.

– Ну конечно! Хочешь, я отдалюсь от него, я могу…

– Не говори глупости. Ты с ним каждый день работаешь, он должен выздороветь самостоятельно.

– Он выздоровеет благодаря тебе, Армель. Я впервые вижу, чтобы он так привязался к кому-то, и скоро стану для него просто воспоминанием.

– Надеюсь, ты права…

Войдя в гостиную, Маэ сразу поняла: что-то не так. При свете беззвучно работающего телевизора она увидела отца, распростертого на диване. Его голова свешивалась вниз почти до пола.

В больнице Сен-Брие Эрван находился в реанимации в критическом состоянии. Приехавшая «Скорая помощь» доставила его быстро, и он по-прежнему был без сознания. Армель не хотела оставлять Маэ одну, и они вдвоем поехали за «Скорой». В приемном покое, где их попросили подождать, было безлюдно. Здесь, как и всюду после новогодней ночи, наступило затишье.

– Есть здесь настоящий кардиолог, – пробормотала Армель, – или на дежурстве одни практиканты? Загреметь в больницу в праздничный день – то еще везенье!

Маэ сидела, обхватив голову руками, и чувствовала себя совершенно разбитой. Отец был единственным родным человеком, и ей было страшно его потерять. Достаточно ли она заботилась о нем в последние годы? Работа занимала все ее время, может быть, временами она была невнимательна… Тем не менее, она не оставила его в одиночестве – чего он больше всего страшился. Эрван жил в своем доме, мог брюзжать сколько вздумается, капризничать, когда дочь ставила перед ним тарелку. Не покинув родительский дом и отказавшись даже от мысли перевезти Эрвана в дом для престарелых, Маэ таким образом пыталась вернуть ему долг за то, что он давал ей в пору ее отрочества и юности – по крайней мере, она в это верила.

– Не вини себя, – сказала Армель, наблюдавшая за нею. – Даже вчера вечером ты не оставила его в одиночестве. С того дня, когда его разбил первый инсульт, ты была образцовой дочерью.

– Если бы я сегодня не пошла гулять…

– Стоп! Я знала, что ты это скажешь! Глупо так думать, ты и сама понимаешь.

– У него даже не было сил позвать на помощь.

– Ты не можешь держать его за руку круглосуточно. Такова жизнь, Маэ, ты должна ее принять.

– А если он не очнется? Если так и умрет, не приходя в сознание?

– Мы не всегда успеваем попрощаться. Твой отец отойдет в мир иной со спокойной совестью – он хоть и зануден, но никому в жизни не причинил вреда.

В сумке Маэ завибрировал телефон, и она выключила его, даже не посмотрев, кто звонит.

– Мадемуазель Ландрие! – позвал ее врач, появившийся в дверях приемного покоя. – Идите за мной, пожалуйста.

Она встала, бросила растерянный взгляд на Армель, которая ей подбадривающе улыбнулась, и пошла за врачом. Они прошли коридор в полной тишине, сопровождаемые только скрипом линолеума под ногами. Перед дверью с окном-иллюминатором врач остановился.

– Ваш отец пришел в сознание, но я не буду вас обнадеживать. У него обширный инфаркт, и я не могу дать благоприятный прогноз. Его сердечно-сосудистая система уже была в катастрофическом состоянии, и наши усилия ни к чему не привели. Я должен вас также предупредить, что у него сейчас спутанное сознание. Вам стоит, не откладывая, попрощаться с ним. Мне очень жаль.

Он толкнул дверь, пропуская Маэ вперед.

Похолодев от ужаса, она подошла к кровати, на которой лежал ее отец, опутанный электродами и трубками. У него было землистое лицо, а глаза, казалось, провалились внутрь. Он упрямо повторял одно и то же слово, судорожно дергая головой:

– Хватит… хватит… хватит…

На секунду он застыл и посмотрел на Маэ невидящим взглядом.

– Папа! – повторила она громче.

Больничный халат сполз, оголив плечо, и она прикрыла его рукой.

– Ма… хватит! Хватит!

Эрван узнал ее, но не мог говорить, его рот выговаривал только одно слово. На его виске вздулась вена, а пальцы судорожно вцепились в простыню. Он силился что-то сказать, но задыхался.

– Я здесь, папа, – сказала Маэ, наклоняясь к самому уху отца.

Он испустил что-то, похожее на бульканье, и ей показалось, что он произнес «Ивон». Она знала, что Эрван так и не простил себе тот несчастный случай. Но почему он думал о нем перед смертью? Это была не его вина, он сделал все, что мог!

– Тебя здесь вылечат, – удалось прошептать Маэ. Врать ей было так же трудно, как и сдерживать слезы.

Смогла ли она подбодрить отца? Или он уже был вне досягаемости? Эрван испустил глубокий вздох и замер. Прошла минута, вторая, и Маэ встала. Она посмотрела на отца: его грудная клетка больше не поднималась, взгляд остекленел.