Франсуаза Бурден - Обещание океана [litres]

Увлеченный передвижениями «Порше», мальчик ничего не ответил.

Церковь святых апостолов Петра и Павла была полна. Все, кто знал Эрвана близко или хотя бы был с ним знаком, отменили дела, чтобы прийти на похороны. Большинство моряков даже не вышли на утреннюю рыбалку.

Маэ выбрала вторник, помня, что по понедельникам и средам разрешена ловля морских гребешков, и этих разрешенных сорока пяти минут два раза в неделю нельзя было лишаться ни в коем случае.

Хотя Маэ не хотела в этот день видеть Алана, он приехал и незаметно встал в последнем ряду. Он прочитал объявление о похоронах в местной газете и выкроил в своем графике несколько часов. Припарковавшись на улице под названием Голубой Горизонт, остальной путь он проделал по узким мощеным улицам пешком. Церковь была скрыта домами, и он нашел ее только благодаря колокольне из розового песчаника. Выйдя на площадь, он с изумлением увидел огромное скопление народа. Неужели Эрван Ландрие, которого он всего раз видел на улице, был такой важной фигурой? Солидарность моряков не была пустым словом, об этом красноречиво говорили их суровые лица, а профессия моряка в семье Ландрие переходила от отца к сыну в течение нескольких поколений.

Прижатый к колонне, он видел Маэ со спины. На ней было темно-синее пальто, сапоги, а на голове – платок, закрывающий волосы. Ее опущенные плечи свидетельствовали о глубоком горе. Отец был последний из родных, теперь она осталась на свете одна. Взволнованный Алан подумал, не подойти ли к ней в конце церемонии. Ему хотелось обнять ее, сказать, что, несмотря ни на что, он приехал ради нее, и если она ему не рада, уедет обратно.

Он вошел в церковь в числе последних, и когда начались соболезнования, ему пришлось долго стоять в нефе, ожидая своей очереди. Чтобы занять себя, он стал разглядывать витражи, которые оказались великолепными. Вокруг него тихо разговаривали люди, недоумевая, почему Эрван не завещал себя кремировать и развеять пепел над океаном. По словам дочери, он высказывал желание быть похороненным на кладбище, рядом с супругой.

Для вдовца это желание было естественным, для моряка – довольно странным.

Маэ стояла спиной к алтарю и принимала соболезнования, и, подойдя ближе, Алан увидел ее осунувшееся от горя лицо. Ему захотелось растолкать окружающих и обнять ее, но об этом, конечно, не могло быть и речи. Рядом с молодой женщиной стоял брюнет, которого Алан сразу узнал: как-то вечером они столкнулись на пороге бара «Ла Бель Эпок» в Ламбале. Он вспомнил имя этого капитана, работавшего у Маэ: Жан-Мари. «Лучший из всех», по словам Маэ, и явно в нее влюбленный – Алан это понял сразу. Их отношения, по-видимому, в последнее время развивались, потому что Жан-Мари, набычившись и сурово глядя по сторонам, стоял почти вплотную к ней, словно оберегая от опасности. Он не был похож на старшего брата или друга, скорее, это было поведение любовника. И Алан тут же почувствовал к нему живейшую неприязнь. Был ли он виновен в холодности Маэ? Этот тип выглядел ее ровесником, был мужественным и красивым и, наверное, со знанием дела рассуждал о море и кораблях.

Алан пропустил вперед нескольких человек, чтобы без помех наблюдать дальше. Маэ была очень бледна, казалось, она вот-вот потеряет сознание. Жан-Мари обнял ее за плечи и, наклонившись, посмотрел на нее с таким обожанием, что Алан похолодел. Выйдя из толпы, он отвернулся, чтобы больше не видеть их обоих. Он стал пробираться к выходу и вскоре снова оказался на площади. Где, в какой момент он совершил ошибку с Маэ? Как он умудрился упустить свой шанс? Он знал, что ему это не приснилось: они вдвоем действительно пережили минуты счастья, которые могли стать началом серьезных отношений.

Это он должен был стоять на месте Жана-Мари, а не пробираться в церковь украдкой, как чужак.

Алан прошел улицу Клемансо, повернул на улицу Нотр-Дам и очутился прямо перед внедорожником, припаркованным на улице Голубого Горизонта. А его собственный горизонт заслонил ненавистный красавец-брюнет, взявший Маэ под свою защиту. Мысль о том, что этот человек может отнять ее, приводила его в бешенство. Он уже не помнил, когда в последний раз испытывал такую жгучую ревность. Но у него не было другого выбора – только молча уйти. Может, все дело в ее непостоянстве? Он улетел на каких-то пять дней; она сама отказалась сопровождать его в Нью-Йорк, а за это время решила остановить свой выбор на Жане-Мари? Или, растерявшись от внезапной смерти отца, уступила верному поклоннику, готовому ее поддержать?

Уже садясь в машину, он вдруг передумал. Ему нужно было подтверждение того, что он видел. Сейчас вся эта толпа переместится на кладбище, ему надо просто быть там же. Он спросил дорогу у прохожего, и тот, показав направление, неожиданно добавил:

– Вы на похороны Ландрие? Славный был человек, не робкого десятка, правда?

Алан кивнул и поспешно ушел. Эрван явно был популярной личностью в Эрки! И учитывая количество людей, заполнивших церковь, ему вполне удастся появиться на кладбище незамеченным.

В конце улицы Кастельно действительно образовалась толпа. Он вошел в ворота и двинулся по другой аллее, чтобы не встречаться с кортежем. Маэ он увидел издалека. Рядом с ней на почти неразличимой дистанции шел Жан-Мари с тем же раздражающе-покровительственным выражением на лице. По другую сторону от него следовала молодая женщина, по-видимому, приятельница, в которой Алан узнал свою пациентку, лечившуюся у него несколько месяцев назад.

Маэ подошла к распорядителю похорон и взяла протянутую им красную розу; назойливый Жан-Мари не отставал ни на шаг. Бросив розу на гроб, она обернулась и упала в спасительные объятия своего капитана. После приступа ярости на Алана нахлынуло глубокое уныние. Он покинул свой наблюдательный пункт и пошел мимо могил к выходу. Какая дурацкая идея – прийти сюда и шпионить за Маэ! Если кто-нибудь его заметил и расскажет ей об этом, он будет выглядеть полным идиотом. Его место было не здесь, он только зря потерял время, да и надежду тоже. Как он мог попасться в ловушку – он, такой недоверчивый? Он поклялся больше ни к кому не привязываться и не позволять женщинам причинять ему горе, и, однако, это произошло с ним снова. В ярости на самого себя, Алан широким шагом вышел с кладбища.

Чтобы не нарушать традицию, после похорон Маэ устроила дома скромные поминки. Она предложила присутствующим вино, чтобы помянуть покойного, выдержала все поцелуи и объятия, поблагодарила за поддержку, но постаралась сократить до минимума это тяжелое мероприятие.

– В следующие выходные я помогу тебе разобрать бумаги отца, – пообещала Армель. – Отдай его вещи в Красный Крест и покрась заново стены в гостиной.