Матильда Старр - Ошибка

Да вот только наше с ним «родство» вовсе не предполагало ничего подобного, и сложившаяся ситуация делала эти мои желания и мысли постыдными, порочными, распущенно-неправильными.

Бояринцев молча надвигался на меня, и от жара, полыхающего в глубине его глаз, я невольно попятилась.

– Но вы же все равно меня находите…

«Находите… находите…» – подхватило эхо, насмешливо возвращая мне мое же смятение. Я сделала еще один шаг назад и уперлась во что-то деревянное. Стол… Тот самый стол. Отступать больше некуда… Да и стоит ли? Я замерла, судорожно вдохнув, и этот звук тоже прорезал тишину, множась певучим шелестом.

Он положил руки мне на талию и притянул меня к себе.

– Если ты еще раз назовешь меня на «вы», я не знаю, что с тобой сделаю.

– Что-нибудь хорошее? – обмирая, прошептала я.

Ответ я уже прочитала в его потемневших глазах, но он сказал хрипло:

– Плохое, но тебе понравится.

«Понравится… понравится…» – вкрадчиво подхватил зал, и каждый волосок на моем теле встал дыбом.

– Вы страшный человек… – выдохнула я.

Я и сама не заметила, как сказала запретное слово. А когда поняла, было уже поздно.

Он обхватил горячими ладонями мою шею. Провел подушечками больших пальцев вверх, до самого подбородка, потом вниз, и снова вверх-вниз…. Вверх– вниз… Дыхание перехватило, я замерла, не в силах ни шевельнуться, ни что-то сказать. Да и что тут скажешь, когда от этих «вверх-вниз» мутилось в голове и по телу растекалась лихорадочная слабость. Господи, этот невозможный мужчина всего лишь гладит мою шею, медленно и лениво, а я едва стою на ногах, чувствуя, как от каждого неторопливого движения по телу пробегают волны дрожи, отдаваясь сладкими спазмами внизу живота.

Ладони разомкнулись, проехались по оголенным плечам, на секунду замерли у широкого выреза и…

И, подцепив тонкую ткань, одним рывком сдернули ее вниз, почти до талии, придавив мои локти к бокам, словно спеленав. Груди, будто мячики, выпрыгнули из шелкового плена, качнулись, тяжелея… Он замер, пожирая их расширенными зрачками. Под этим взглядом кожа горела и плавилась, будто он не смотрел, а трогал ее горячими пальцами… Я охнула и облизала губы, едва не застонав от мгновенно вспыхнувшего возбуждения. Грубо задрав юбку, он подхватил меня под ягодицы и усадил на прохладный гладкий стол.

– Связанная, беспомощная, полуголая… – хрипло шепнули над ухом, и каждое слово, жадно подхваченное эхом, прокатывалось колючим жаром по телу, заводило сильнее ласк, усиливая возбуждение до немыслимого, почти невыносимого предела. – Моя…

Горячие руки погладили лодыжки, сжали их и поехали вверх по тонкой паутинке чулок, потерли под коленками, двинулись дальше и остановились, замерев на полоске голой кожи. Я сглотнула и шевельнула бедрами, изнывая от томительного предвкушения. Ну почему он медлит, черт побери все на свете? Я запрокинула голову, и тут же губы обжег поцелуй. Неистовый, требовательный, без капли ласки, но со всей мужской страстью. Жадный, яростный поцелуй, который длился вечность. Его язык властно врывался в мой рот, скользил по зубам, убирался обратно, чтобы снова напасть. И от каждого его удара сладко сжималось между ног, где мгновенно стало жарко и мокро. Мужские пальцы нырнули под кружево трусиков, раздался треск рвущейся ткани, и влажной горячей плоти коснулся прохладный воздух.

Он… сорвал с меня трусики? Эта мысль опалила сознание, жгучими искрами вспыхнула под кожей, холодом просквозила по спине, делая желание почти невыносимым. Я застонала прямо ему в рот. А он продолжал терзать мои губы, одной рукой придерживая меня за спину, другой тискал и мял мои груди, пощипывая и сдавливая соски. В мою промежность с силой вдавливалась его тугая восставшая плоть, и я ерзала по гладкой столешнице, выгибалась, стараясь прижаться к ней еще плотнее. Моя беспомощность, мои стянутые вырезом руки, то, что я могла только принимать, а не давать, получать, а не действовать, дико развратная поза с задранной юбкой, с сорванными напрочь трусиками, с голой грудью, с широко разведенными ногами, бесстыдное эхо, множащее всхлипы, вздохи и стоны… – все это обостряло ощущения, делало их настолько убийственно яркими, что я едва не теряла сознание, погружаясь в какой-то странный упоительный транс… Дыхание смешивалось, воздух густел, раскалялся, каждый вдох давался с трудом. Я плыла, парила в жарком мареве страсти и уже не стонала, а хрипло вскрикивала, и он ловил мои крики своим ртом. И не было больше сил терпеть эту сладкую пытку

– Возьми меня… – всхлипнула я. – Сейчас… пожалуйста…

И, умирая от удовольствия, почувствовала, как он входит в меня, грубо, резко, сразу на всю длину, растягивая и наполняя блаженной пульсирующей тяжестью, правильной тяжестью, желанной и упоительной, предназначенной именно для меня… Я застонала, ощущая, как мощными толчками двигается внутри меня его плоть. И как вторит этим движениям его язык, врываясь в мой рот, и как сминает мою грудь его горячая ладонь, болезненно-сладко стискивая между пальцами сосок. Эта синхронность сводила с ума, словно он брал меня сразу со всех сторон. Ощущения, чувства, эмоции смешались в дьявольский коктейль, усилились тысячекратно.

Быстрее… Еще быстрее… Еще… Мир исчез, свернулся в жаркую огненную воронку, плавящую тело, жгучую и ненасытно прекрасную. Жар, жар и огонь везде, во мне, в нем, вокруг меня… Всполохи плясали перед глазами, рассыпались искрами по коже, доводя до неистовства. Несколько яростных толчков… И ослепительный, невероятный, поделенный на двоих оргазм.

Когда все вокруг перестало качаться, я хрипло выдохнула и потрясла головой, пытаясь прийти в себя. В теле ощущалась удивительная легкость, хотелось дурачиться и творить глупости. Я воровато огляделась сквозь полуопущенные ресницы, пытаясь оценить обстановку. Хотя бы приблизительно.

Я по-прежнему сидела на столе, и Бояринцев по-прежнему меня обнимал. Его одежда была в безукоризненном порядке, да и моя юбка была скромно расправлена, вырез находился там, где ему полагается быть, словно совсем недавно тут вовсе ничего не происходило. Вот только не до конца рассеявшаяся блаженная истома да прохлада стола под голыми ягодицами кое о чем напоминали…

Я смущенно поерзала, над ухом раздался довольный смешок. Ах, так?

Я запрокинула голову и возмущенно начала:

– Вы… – Бровь Бояринцева заинтересованно полезла вверх, и я тут же поспешно исправилась: – Ты! Ты порвал… – Запала хватило ненадолго, я покраснела и скороговоркой закончила: – Одежду можно было и не портить, вот.

Я неохотно слезла со стола. Коленки тряслись, будто я сдавала зачет по физкультуре, нежный шелк скользил по телу, подло напоминая, что кое-чего из белья не хватает. Господи, как же теперь мне ходить? И как вообще появиться в зале? Да по моему виду каждый, кроме слепого, поймет, чем я только что занималась. А это предательское эхо? Надеюсь, там никого не вынесло на террасу подышать свежим воздухом? Представляю, что он услышал… О-о-ох…