Анна Мичи - Давай убьём друг друга

— Максим, девочка ни в чем не виновата, — мама поспешно схватила отца за рукав.

— Максим Геннадьевич, вам лучше сесть, — нас накрыл хорошо поставленный голос Валентина Петровича, нашего адвоката.

Он работал на нас уже лет тридцать, не меньше, так что фактически считался членом семьи. От него у нас не было секретов, даже самых щекотливых. И, разумеется, такое важное дело, как оглашение завещания прадеда, без него обойтись не могло.

— Попросите Зоечку принести стул для Яники, — вполголоса сказал Валентин Петрович нотариусу.

Тот, услышав просьбу, отмер и, нажав на кнопку интеркома, повторил это секретарше.

Тем временем отец тяжело опустился на место, но выглядел все так же сердито. Лицо его покраснело и блестело от пота.

Мне тоже принесли стул, и все снова притихли.

— Зачитайте, пожалуйста, еще раз для Яники, — попросил Валентин Петрович.

Нотариус кивнул, поправил очки и без выражения, быстрым монотонным голосом зачитал с листа:

— Я, Михаил Ефремович Миргородский, проживающий по адресу… настоящим завещаю. Все мое имущество я завещаю не рожденному на момент моей смерти ребенку мужского пола, появившемуся на свет от моего правнука либо правнучки, в браке, заключенном между оным внуком либо же внучкой и представителем фамилии Штольц, ведущего свой род от Райнера Хендриковича Штольца, проживавшего по адресу…

Остаток волеизречения я, если честно, плохо слышала. Слово «Штольц» ударило меня, как обух топора. Что? Что-что-что?

Брак? Ребенок? Все имущество?

В какой-то прострации я уловила окончание: «Если оный не появится на свет в течение пяти лет после моей смерти, все имущество завещаю благотворительному фонду «Дети Израиля».

Родные снова раскричались. Отец пуще всех. Вскочил со стула и свирепствовал, размахивая руками. Кричал, что жизнь положил на то, чтобы выполнять прадедовы маразматические капризы не для того, чтобы потом его оставили в дураках. На него тут же напали родственники со стороны мамы, стали упрекать, что ничего он для клана не сделал, пришел на готовенькое.

В общем, свара вышла безумная и отвратительная.

Нотариус даже не пытался остановить выяснение отношений, как замер сухоньким кузнечиком, так и сидел.

Конец этому положил Валентин Петрович.

— Уважаемые господа! — его хорошо поставленный голос накрыл нас, как колокол. — Нет смысла обсуждать прошлое. Предлагаю решить, что будем делать дальше. Максим Геннадьевич, присядьте, пожалуйста.

Отец и другие родственники последовали приказу— а это был именно приказ, хоть и в безукоризненно вежливой форме.

— Во-первых, мы можем оспорить завещание. Но скажу сразу, что это не так легко, завещание составлено по всей форме, заверено свидетелями и нотариусом, Михаил Ефремович на момент составления находился в здравом уме, а суд обычно выносит решение в пользу последней воли умершего.

Все снова загудели. И снова замолкли, когда Валентин Петрович продолжил.

— Исходя из этого, я считаю, что наиболее разумно действовать согласно завещанию. На данный момент, если я никого не забыл, в семье три незамужних девушки, — взгляд нашего адвоката пробежался по лицам собравшихся и остановился на мне. — Это Яника, — я вздрогнула, — Плана, — теперь вздрогнула и испуганно вытаращила глаза моя двоюродная сестра по матери, толстенькая некрасивая одиннадцатиклассница, — и не присутствующая здесь Виктория.

— Илану? Замуж? — ахнула ее мать и обняла за плечи, привлекая к себе, как будто дочери грозило что-то ужасное. — Моей девочке всего семнадцать!

— Идиотка! — прошипел ее муж, отец «девочки». — Что ты несешь, ее сын получит все!

— Еще родить его надо, этого сына!

— Да пусть хоть двоих рожает! Такие деньги!

Скатертью дорожка.

Я сидела в одной позе минут, наверное, двадцать. Смотрела в темноту за окном, на узор инея у края рамы.

Если Валентин Петрович думал, что этим разговором заставит меня поднять лапки и согласиться на любые условия — он очень и очень сильно ошибался.

А может, он просто не понимал, что я уже не прежняя Яника. балованная дочурка, получавшая все, что только попросит. Я бы не пошла на открытый конфликт раньше. Но теперь у меня было за что бороться.

Может, конечно, это иллюзия и мираж-моя зарождающаяся любовь… точнее, еще влюбленность. Но я не могла предать Сергея. Выкинуть из головы все, что между нами было, забыть эту сумасшедшую химию, его глаза, его непродуманное, вырвавшееся в момент переполнившихся чувств: «Выходи за меня».

И чем больше на меня давили, тем сильнее я укреплялась в намерении не сдаваться.

Той ночью я так и не смогла сбежать. Валентин Петрович предусмотрел все. Он даже поставил соглядатая у дверей моей комнаты, и тот неотступно следовал за мной по всему дому, разве что в ванную и туалет позволил сходить в одиночестве. И внутрь моей комнаты не лез. Впрочем, и не нужно было — внизу, под моими окнами, стоял другой голем Валентина Петровича.

В конце концов мне стало смешно. Меня охраняли, как президента или архиважнейшего заложника. В какой-то мере я и была заложником — точнее, гарантом нашего будущего, активами компании, инструментом для получения больших денег.

И, как обычно с инструментами и поступают, никто не интересовался моими чувствами.

На следующее утро, сразу после завтрака, отец закопошился в портфеле и выложил на стол передо мной пухлый коричневый конверт.

— Сегодня я встречаюсь со Штольцами, — он кивнул на конверт. — Посмотри. Это твой будущий супруг. Герхард Штольц.

Дурацкое имя, прокомментировал внутренний голос.

Я нехотя придвинула к себе конверт и потянула клапан. Пальцы дрожали.

На стол высыпались фотографии. Не очень много, штук пять. Зато сделанные на профессиональный фотоаппарат. Кроме фоток, был лист «а4» с текстом. Глаз выхватил возраст, рост, вес, краткую биографию…

— Ну посмотри какой красавчик, — ахнула над ухом мама. — Ну вот, Яника, а ты нос кривила.

Ну что сказать. Незнакомый Штольц и впрямь оказался ничего. Темно-медовый блондин с раскованной улыбкой. Чем-то напомнил мне Сергея, и сердце заныло. Не лицом — хотя было что-то схожее и в лице, — а чем-то неуловимым.

Но чем больше я рассматривала фотки, тем большей неприязнью к нему проникалась. Странно, именно этот Штольц ничего мне не сделал, так откуда такие чувства?

Наверное, все дело было в том, что он стоял на пути между мной и Сергеем.

— Яника, ты пойдешь со мной, — безапелляционно сообщил папа.

— Нет. Никогда. Ни за что, — ответила я так же безапелляционно. — И если ты потащишь меня силой, ты об этом пожалеешь.

Мы засопели, как два носорога, меряя друг друга гневными взглядами. Папа начал медленно краснеть и набухать. Еще немного и застучит по столу кулаком, как тогда у нотариуса. Я подобралась и на всякий случай отодвинула подальше от края стола чашку с кофе.