Мариана Запата - От Лукова с любовью [litres]

Если предполагалось, что это вызовет у меня улыбку, то я не знала, как выдавить ее из себя.

– Она щипала меня под столом, – сообщил Бен, как будто это могло удивить меня. Не удивило.

Такова уж была моя мама. Моя вечная защитница.

– Прости, Джес, – пробормотал четвертый муж моей мамы.

– Все нормально.

– Не нормально. – Мама снова развернулась ко мне. – Ты спортсменка мирового класса, а он делает вид, что ты какая-то… маленькая девочка. Которая ради забавы занимается этим по выходным. А я просто сидела там, в ресторане, омертвев изнутри, когда мой Ворчун расстроился и вышел на улицу.

– Мама…

– Я не хочу видеть его. Лучше больше не видеться с ним, пока он здесь. Лучше не видеть его еще десяток лет. Руби может тусоваться с ним после всего этого. Пусть лучше не надеется, что ты встретишься с ним.

– Мама, в любом случае он никогда не любил проводить время со мной. Это неважно. Даже ужин был ему в тягость, и я сожалею об этом. Совершенно очевидно.

Она моргнула своими большими глазами, сила которых заключалась в том, что они делали мужчин слабыми.

– У меня стресс. Не знаю, почему я потеряла контроль над собой. Все в порядке. Я давно привыкла к тому, что встречаюсь с ним раз в году, а потом могу продолжать жить дальше точно так же. Его никогда не было рядом. И не похоже, чтобы его это волновало или что он потеряет из-за этого сон. Это волнует только меня.

Мама захлопала глазами.

Мне не нравилось, что она так долго смотрит на меня, тем более когда я знала, что хреново выгляжу.

– Мама, серьезно, пристегни ремень.

Она не пошевелилась. Потом она произнесла:

– Джес… ты знаешь, что твой отец любит тебя, не так ли?

С чего, черт возьми, она это взяла?

– Никого он не любит так сильно, как тебя, – продолжала она.

Я чуть было не хихикнула. Чуть было. Но справилась с собой и посмотрела на нее, не соглашаясь и не споря, потому что мне больше не хотелось говорить об этом. Я больше не хотела говорить об отце.

И мне не нужно было никакой жалости. По крайней мере, больше не нужно.

Протянув вперед руку, мама легонько стукнула меня по подбородку.

– Сегодня вечером он вел себя как кретин, но он все-таки любит тебя. Не больше и не меньше, чем всех других. Просто он… ошибается. Глупый. Недалекий человек.

На этот раз я не смогла удержаться, чтобы не закатить глаза, откинувшись на спинку сиденья.

– Мама, все знают, что Руби – его любимица. Это неважно. Я всегда знала это.

Она по-настоящему нахмурилась.

– Почему ты так думаешь?

Я усмехнулась:

– Когда он в последний раз покупал мне билет, чтобы я приехала навестить его? Руби он каждый год покупает билеты. Он также несколько раз покупал билеты для Тэйли и Джоджо. А для меня? Когда?

Она открыла рот, чтобы возразить, но я только покачала головой.

– Все в порядке. Правда все в порядке. Я больше не хочу говорить об этом. Я с этим смирилась. Я понимаю, что он недалекий и что он по-своему любит меня. Но с этим покончено. Если он не может принять меня такой, какая я есть, я не в силах заставить его, и я не собираюсь ради него изменять своей мечте.

Она слегка приоткрыла рот, только слегка, и покачала головой:

– О, Джес…

– Я не хочу говорить об этом. Не хочу. Ты ни в чем не виновата. Это наши с ним отношения. Нет никакой необходимости говорить об этом, – сказала я, закрыв глаза и прислоняясь к спинке сиденья.

И мы больше не говорили.

Но я, сидя в машине, по-прежнему не могла избавиться от грусти, каким-то образом примешавшейся к моей решимости.

– Мы можем поговорить? – раздался за моей спиной голос моего отца.

Я замерла, когда стояла, прислонясь к бортику и дожидаясь Ивана и тренера Ли, споривших о том, нужно ли нам заменить один прыжок или нет. Меня не волновало, сделаем мы его или нет, я не вмешивалась. Я слишком устала и была совершенно выжата в эмоциональном плане – серьезно… вымотана предыдущим вечером для того, чтобы суетиться и лезть в драку. Итак, я ждала там, на безопасном расстоянии, отпивая по глотку воду.

Поэтому я не обратила внимания. Я не заметила, что папа был в КЛ, и тем более не заметила, как ему удалось подкрасться ко мне.

– Пожалуйста, Джесмин, – тихо попросил он, когда я обернулась через плечо и, прищурившись, посмотрела на него. Он был ростом не более метра семидесяти пяти, со стройной, крепко сбитой фигурой, которую, как мне было известно, унаследовал от своих родителей. С темной шевелюрой, темными глазами и кожей оливкового оттенка, обладатели которой живут по меньшей мере в дюжине разных мест по всему миру.

Я была похожа на своего отца. Мы были с ним одной масти. Одинакового сложения.

Но все остальное я получила от мамы… потому что его не было рядом.

– Пять минут, – тихо попросил он, терпеливо глядя на меня.

Прошло много часов с тех пор, как я видела его в ресторане, и я знала, что время его пребывания в Хьюстоне близится к концу. То есть я могла бы снова увидеться с ним через год. Возможно, даже позднее. Не в первый раз он приезжал в Хьюстон, и не в первый раз мы не общались с ним.

Он никогда не жаловался на это, и я перестала задолго до того, как обратила на это внимание.

Я хотела сказать ему, что занята. Я хотела сказать, чтобы он оставил меня в покое. И, возможно, несколько лет тому назад я именно так и поступила бы, если бы он выкинул такой фортель, как в ресторане, в присутствии Ивана и остальных членов моей семьи.

Но если за последние полтора года я чему-то научилась, так это тому, что поняла, как тяжело жить, не исправив свои ошибки. Я узнала, как трудно увидеть и осознать их. Все мы совершаем шаги, о которых потом сожалеем, все мы говорим то, о чем потом приходится грустить, и чувство вины давит на душу человека тяжким грузом.

А я хотела быть выше этого. Ради себя самой. А не ради кого-то еще.

Поэтому я молча кивнула.

Он с облегчением выдохнул, и на самом деле я не испытывала от этого большого удовольствия, как должна была бы.

Подъехав к выходу со льда, я надела чехлы на коньки и бросила взгляд через плечо, пытаясь привлечь внимание Ивана. Но он был по-прежнему слишком увлечен разговором с тренером Ли. Ступив на пол, я направилась к трибунам у стены. Сев посередине скамейки лицом к катку, я вытянула ноги перед собой, наблюдая за тем, как отец садится поблизости от меня, но чуть ниже.

Оставшийся на льду Иван повернулся и хмуро посмотрел на нас, стоя рядом с тренером.

На утренней тренировке он не произнес ни слова, и я была благодарна ему за то, что он решил не упоминать о моем отце, не говоря уже о том, что я рыдала у него на груди. Иначе моя гордость не выдержала бы. Напротив, Иван вел себя так, как будто ничего не случилось, как будто все было нормально.