Владимир Ли - Ты мне не пара [СИ]

Пока Кира с сыном находились в роддоме, мы с Катей приготовили все нужное ребенку — от пеленок до коляски. Когда же привез домой маму с дитем, принялись хлопотать с ними. Сменили пеленку с подгузниками, пока Кира кормила грудью малыша, Катя состряпала ей самой полдник, а потом взялась за стирку. В последующем она приняла на себя все выпавшие заботы, я по вечерам после работы помогал ей с частью из них — гладил пеленки, купал сына в ванночке, нянчился с ним. Дали возможность Кире набраться сил после родов, потом она уже сама занималась Севой, так назвала сына — в честь своего отца. Выходила с ним из дома — сначала во дворе, а после в коляске уже на улице. В выходные дни гуляли с малышом вместе, но в гости ни кому не отправлялись — Кира посчитала, что в первые месяцы ребенка никому показывать нельзя. Кроме нас, разрешила только бабушкам посмотреть внука, а те старались почаще навещать нас и повозиться с дитем.

Материнская любовь приняла у Киры болезненный характер — избыточный, на мой взгляд, даже для первенца. Не сводила глаз с сына, никак не могла налюбоваться им, раз за разом целовала от макушки до пяток. Стоило малышу заплакать или закряхтеть — тут же бросала все и неслась к нему, а любой чих воспринимала как повод для тревоги, даже паники. Ревновала нас к ребенку, особенно Катю. Не успевала та взять Севу на руки, как под любым предлогом забирала его — давала грудь или сама нянчилась. Да и с бабушками также, долго не выдерживала их возню с малышом, отнимала едва ли не силой. Я как-то завел с женой разговор о ее чрезмерной опеке сына:

— Кира, извини, но мне кажется, что ты перебарщиваешь с заботой о Севе. Боюсь, что можешь избаловать сына, твоя любовь к нему становится просто неразумной, слепой.

Наверное, мои слова обидели жену — она вскинулась, увидел на ее лице недовольство, даже злость, как будто оскорбил ее материнские чувства:

— Я люблю сына, как хочу! Это ты, Сережа, не любишь Севу. Я же вижу, как ты относишься к нему — лишний раз не улыбнешься, не поиграешься с ним. Даже на руки редко берешь!

Молчал, слова Киры рвали мою душу обидой — ведь это неправда, что я не люблю сына! Не так самозабвенно, как она сама, но тем не менее — малыш вошел в мое сердце, вызывал нежность и радость, желание приласкать его, заботиться о нем. То, что не часто показывал другим, жене тоже, свои чувства к сыну, она поняла превратно, теперь высказала свое обвинение. Доказывать ей обратное не стал — словами ведь ее не переубедить, только сказал три слова: — Кира, ты ошибаешься…

Случившаяся между нами размолвка не прошла бесследно — Кира отдалилась от меня, перестала разговаривать. Только с большей неистовостью обратила любовь на сына — тормошила его своими ласками, держала на руках и прижимала к себе, даже когда ребенок спал. Когда же тот просыпался с плачем — давала грудь, и так раз за разом. Малыш стал беспокойным, ночами не давал спать, а от него и Кира потеряла покой и совсем еще недавнее счастье — слышал, как она у себя в спальне тихо плакала. На мои попытки переговорить, поддержать ее не отвечала, просто отворачивалась.

На втором месяце сын перенес острую диарею — жидкий стул после каждого кормления, поднялась температура. Вечером, когда я вернулся с работы, Кира сама подошла ко мне, с заметным беспокойством попросила:

— Сережа, посмотри, пожалуйста, Севу. У него понос — сегодня уже третий раз пачкает пеленки. И весь горячий, все время плачет.

Не стал откладывать ни минуты, помыл руки и поднялся к малышу. Он спал, беспокойно ворочаясь. Не стал будить, только коснулся губами лобика — явно почувствовал идущий от него жар. Сказал стоящей рядом жене, следившей с волнением за мной:

— Кира, распеленай Севу — надо сбить температуру.

Когда сын остался в одной распашонке, посмотрел в первую очередь кишечный тракт. Патологии в нем, чего особо опасался, не обнаружил, только дисбактериоз. После более детально стал искать его причину, сравнивал состояние с известными мне из курса педиатрии нарушениями. По всем признакам выходило, что у сына синдром раздраженного кишечника. Заболевание само по себе не опасное, но все же требует серьезного лечения в условиях клиники из-за обезвоживания организма. Своей энергетикой подпитал больной орган, чуть улучшив его работу, а также общий тонус. На более серьезное вмешательство не решился, хотя чувствовал, что оно мне по силам. Рисковать сыном, даже в самом минимуме, не видел необходимости — можно справиться обычным лечением в стационаре.

Высказал свое мнение жене, стараясь как-то успокоить ее:

— У Севы дисбактериоз кишечника. Не волнуйся, он не опасен, но все же лучше лечить в больнице. Собери сына, да и сама тоже, повезу вас в детскую клинику.

Выгнал из гаража свою Ниву, после помог жене упаковать вещи — набрала их на две большие сумки. В приемном покое нас продержали больше часа, пока провели все анализы, подтвердившие мой диагноз. Подождал еще, пока Кира с сыном устроились в палате, забрал у нее лишние вещи и одежду. Отправился домой, оставив жену в более-менее спокойном состоянии — все же у нее доверие к врачам большее, чем ко мне, студенту-недоучке, пусть и с какими-то способностями, не совсем ей понятными. Та же Катя ценила мои таланты намного выше, да и на себе испытала их, так что с ней у меня складывались вполне доверительные отношения во всем, что нельзя было сказать о нас с Кирой.

Жена с сыном пробыли в грудничковом отделении две недели. Все это время малыша продержали под капельницей, пока не нормализовалась работа кишечника. Как и прежде в роддоме, я навещал их каждое утро — приносил передачу, выслушивал от Киры новости за минувший день, о состоянии сына. За эти дни она как-то смягчилась ко мне — раскрывала изболевшую душу, выговариваясь о своих страхах и переживаниях. Успокаивал ее, объяснял проводимые сыну процедуры, предстоящий ход лечения. Беспокойство за малыша сблизило нас, но я видел, что, кроме как о нем, общих интересов у нас нет — Кира даже не спрашивала о моих делах, о доме, Кате. Понимал, что сейчас для нее главное — лечение Севы, все другое ее нисколько не заботило. Но и прежде, еще до болезни ребенка, круг интересов жены замыкался на нем, она просто выключилась из остальной жизни.

Наверное, врачи объяснили Кире, а может быть, она сама поняла, что чрезмерной опекой спровоцировала болезнь — ребенку нужен нормальный режим кормления и сна, а жена в своей прихоти его нарушила. После выписки из больницы вела более сдержанно, лишний раз не тормошила сына. Я уже не заводил с ней какие-то разговоры об уходе за малышом — все равно поступит по-своему, останутся только лишние обиды и недовольство. Надеялся, что со временем ее безрассудная любовь к сыну остынет, станет более вменяемой.