Галина Чередий - Гризли

— Что? — добравшись до бортика, я оперся на него, выбираясь из воды. — Доплатить?

На самом деле нужно. Я над ней от души поизмогался. И вины девчонки нет в том, что не ей все это предназначалось и ни черта не вышло.

— Нет, я не о том.

Я обернул бедра простыней. Тошно и смотреть на упрямо торчащий хрен, будто конского возбудителя обожрался. Это же надо, в моем отнюдь не юном возрасте до такого докатиться? Стоит, как камень, днем и ночью подскакивает, и баба живая под боком — дери не хочу, вытрахивай эту дурь, но не-е-ет! Этому сраному полену погремушку подавай!

— Я уходить буду… ну с панели. — Кристина подошла ко мне ближе и осторожно погладила по плечу. — Я же сюда учиться приехала… ну так уж вышло, жить-то надо было как-то.

Я молчал, глядя в стену, и ждал продолжения, в принципе уже зная, о чем речь пойдет.

— Ты мне очень понравился. Хорошо мне с тобой, а тебе вроде со мной. — Что-то сегодня я этого не заметил. — Давай нормально встречаться. Я тебе изменять не буду, ты вон какой, и так секса с тобой мне выше крыши. Я готовлю хорошо и хоз…

— Нет! — отрезал и пошел к мужикам за стол.

— Почему нет, Ярик? Я молодая, здоровая, слежу за собой. Слушаться тебя буду, слова против не скажу никогда. Ребеночка тебе рожу, нормально заживем. Почему не попробовать?

В черепушке бахнуло так, что меня даже плечом в стену повело.

— Потому что одной падкой на деньги шлюхи мне в этой жизни хватило.

«Ну что можно купить на твою ментовскую зарплату, Яр?! Это же слезы! А я жить хочу, нормально жить, а не с копейки на копейку перебиваться. Хочу вещи красивые носить, пока молодая. Хочу путешествовать! А не дома сидеть с ребенком этим, отказывая из-за него себе и в последнем».

— А на что мне было жить? Задаром никто меня не кормит! — Тон Кристины моментально из просящего стал злым.

— Шла бы тогда посуду мыть или улицы мести. На пожрать бы хватало.

— Ну и пошел ты! Кто на тебя такого бешеного еще поведется-то? С тобой и девки-то другие ни за какие деньги не хотят, а я тебе по-людски себя предложила!

— Предложение отклонено. Благодарю за щедрость, — фыркнул я, уже ее больше не жалея.

— Козел.

А вот погремушка меня «гризли» обзывала.

— Ну что, попустило? — встретил меня похабной ухмылкой Андрюха, бесстыдно лапая белобрысую шлюху.

Я молча налил полный стакан коньяка и хлопнул его как воду.

— Не попустило, — мигом помрачнев, заключил друг. — Ты что это, Кристюша, сноровку, что ли, теряешь?

— Да пошли вы! — огрызнулась девка.

— А ты не попутала ли ничего со мной так разговаривать? — тут же взвился Боев.

— Забей, — махнул я рукой. — Вызови мне тачку, вдатым за руль садиться не буду.

— Эй, Яр, ну ты чего? Кристинка облажалась, так вот, Светку возьми. — Он стал выпихивать блондинку из-за стола. — Давай, шевелись, порадуй хорошего человека.

— Домой я. Радуйтесь тут без меня.

На заднем сидении в такси меня догнал проглоченный, считай, на пустой желудок алкоголь. В голове зашумело, расслабляя хоть немного и тело, и звенящие нервы. Но все пошло насмарку, как только ввалился, слегка заплетаясь в ногах, во двор. Мало того, что у чертовой заразы опять орал дурниной рок, из открытой форточки дым валил, как из паровозной трубы, так еще и перед ее крыльцом стоял драндулет давешнего карася недобитого. Сверкал в свете уличного фонаря хромированными деталями, будто издевательски скалился мне в лицо. Ах ты ж, сучка оборзевшая! Я сейчас устрою и тебе, и этому твоему суициднику!

Подбежав к двери, я готов был ее просто расхреначить, но тут в мою пьяную башку проникла мыслишка получше. Евгения Титовна на последнем году своей жизни выдала мне ключи от своей половины. Пожилой человек, мало ли что. И где-то они у меня должны до сих пор валяться.

В свой дом вломился, ловя себя на том, что аж порыкиваю от предвкушения скорого возмездия за непослушание. Я тебе сейчас… сука, не знаю еще даже, что сделаю, но ты у меня пожалеешь, погремушка, и сильно.

Открыв соседскую дверь, я, ухмыляясь, как демон, вылезший прямиком из ада, пошел на слабый свет в гостиной. А войдя, замер истуканом, у которого котелок стремительно стал превращаться в готовый рвануть вулкан. Эта конченая дрянь крашеная, полуголая, в одной футболке и без штанов лежала под ерзающим на ней тощим утырком без рубашки и в спущенных наполовину с задницы джинсах. Прямо на моих глазах эта кошка блудливая схватила будущего самоубийцу за длинную челку, потянула, отстраняя от себя.

— Хорош лизаться, достала твоя прелюдия! — донеслось до меня сквозь орущий музон.

И вот с этого мгновения все смазалось в моем сознании. Оглушительный «бабах»! Оторвал и забросил в неизвестном направлении мою крышу и с ней остатки адекватности и цивилизованности.

Пинком я заткнул стоявший на полу музыкальный центр. Карась, нелепо взмахнув грабарками, с воплем полетел в стену, где и обмяк, притихнув. Погремушка успела взвиться на ноги на диване, заорав: «Какого хера!» Спрыгнула на пол, рванув к двери, но я перехватил ее, не дав сделать и шагу. Она укусила меня за руку и пнула по голени босой ногой, сделав больно только себе. Я, сжав руку на ее горле, повалил обратно на диван, не замечая, как она отчаянно брыкается и колотит меня, куда придется, кулаками. Навалился сверху, сжав тонкую шею чуть сильнее, и, на последних остатках самоконтроля остановив себя, уставился в лицо этой дряни. Но вместо испуга увидел в наглых кошачьих глазах только ярость и вызов.

— Ну? — просипела она, вырубая этим все нормально-человеческое, оставляя во мне только удушливую зверскую похоть.

Не отпуская горла, разодрал ее трусы, рванул свою ширинку, приподнявшись. С неожиданной силой Роксана внезапно взбрыкнула подо мной и скинула с себя, воспользовавшись тем, что я как раз неуклюже балансировал, расчехляясь. Я грохнулся на бок на пол, на лету ухватив ее за одну лодыжку. Она смачно лягнула меня пяткой свободной ноги в переносицу, пуская кровь, но я пальцев не разжал и дернул ее на себя, валя на живот рядом с собой.

— Пошел на хер, урод! — злобно зашипела она, когда я перекатился на нее, но при этом выгнулась, подставляясь.

— Какая же ты дрянь невыносимая! — зарычал, уткнувшись головкой в скользкую обжигающую тесноту. — Для него потекла, да? А вот трахну тебя я!

— Хорош п*здеть! — презрительно просипела она под моим весом и вцепилась зубами в ладонь, оказавшуюся у ее лица, одновременно опять подаваясь бедрами назад и впуская меня на самую малость.

Захлебнувшись воздухом, я стал вгонять себя рваными толчками в ее тело. Туго, хоть криком ори от этой тесноты, и будто и этого мало, так ее внутренние мышцы как взбесились, сжимая мой член с такой силой, словно собирались его перемолоть. Кайф! Такой, что я заревел, не в состоянии стерпеть это оглушительное ощущение молча.