Ника Ёрш - Счастье оптом

Жанна Михайловна в этот момент вскочила и сказала, что — раз её сын ему никто — они уезжают. Прощаются навсегда!

Сергей Петрович демонстративно отмахнулся, попросив не отвлекать его больше от разговора, если у неё нет для него ничего важного.

Это было настолько нелепо, странно и неправильно, что все мы, не сговариваясь, встали и пошли за убежавшей в слезах женой отца. Сам Лопухин в это время велел открыть хорошего вина и подать ему сигару.

Жанна Михайловна горько рыдала, отворачиваясь от нас, но выгнать оказалась не в силах. Пришлось сознаваться:

— Я его отравила.

Карина отшатнулась. Я вскинула брови. Лев молча продолжал гладить руку, перетянутую гипсом. И только Паша сразу заметил:

— Если бы не вы, то грех пришлось бы взять на душу кому-то ещё.

— Ох, это вовсе не смешно, — сокрушалась жена отца. — Я действительно сделала это…

— Так допёк? — Каринка погладила женщину по руке. — Ещё бы, столько лет вместе.

— Нет же. Я не хотела — Жанна Михайловна вынула из кармана строгого платья платок, промокнула слёзы и пояснила: — Я кормила его такими таблетками, чтобы…чтобы…

Она пошла красными пятнами.

— Хотели сделать его неспособным к зачатию? — подсказала я.

— Вроде того. Он снова завёл интрижку тогда. И девица явилась ко мне требовать денег на аборт. Несколько миллионов. Это стало последней каплей. Я предложила ей рожать, а она визжала, как потерпевшая, а потом убежала, обещая, что мы все пожалеем. И тогда я пошла к доктору, заплатила за рецепт и купила кое-какие таблетки. Они убивали в нём желание быть с женщинами, убивали интерес.

— Надо было купить яду, — прошипела Карина. — Как можно жить с таким…

— Я люблю его. Много лет назад он умело ухаживал за мной, усыновил Льва, дал нам всё, о чём мы и мечтать не смели. Интрижки, затеваемые им на стороне, сначала поразили меня, а позже пришло смирение. Пока та девушка не пришла к нам в дом. Мне было так противно, так стыдно…

— Ну и? — нетерпеливо перебил Паша. — Потом вы перепутали таблетки? И он умер?

Все шокировано уставились на мужчину.

— Вообще-то он жив, — напомнила я. — Мы говорим о Сергее Петровиче.

— А, я потерял нить беседы, — расстроился Паша. — Так кого вы тогда отравили?

— Его, — Жанна снова всхлипнула. — Оказалось, что эти таблетки сажают сердце и много чего ещё. Серёженька не жаловался мне на ухудшение самочувствия, он к этому не привык. А я продолжала пичкать его. Пока не случился микроинсульт, и всё не вскрылось. Мишенька Золотков взял у него анализы, пришёл ко мне и стал осторожно расспрашивать, как так вышло, что мой муж систематически ел эту гадость.

Паша посмотрел на меня и презрительно скривился:

— И надо было твоему Золоткову лезть.

— Он врач, — защитила Мишу Карина. — Ему положено даже козлов спасать.

— Мама! — перебил нас Лев. — Так это ты?..

Он стоял, словно громом поражённый. И Жанна Михайловна снова начала плакать.

Тогда я подала знак Карине, чтоб успокоила женщину и пошла к старику, разбираться.

Отец сидел на том же месте, попивая вино и глядя в окошко с видом сытого кота.

— Там ваша жена собирается уехать, — сказала я, хватая стул и усаживаясь рядом.

— Скатертью дорога.

— Останетесь здесь в одиночестве? На старости лет? С больным сердцем?

— Сердце больное из-за неё, — напомнил Лопухин, делая ещё глоток.

— В защиту Жанны Михайловны хочется сказать… Я бы вас сковородкой прибила ещё в молодости. Уже бы отсидела и вышла за примерное поведение.

Старик посмотрел на меня. Выразительно так. Усмехнулся.

— Поэтому я женился на ней, а с твоей матерью — столь же эмоционально нестабильной — развёлся.

Я сжала виски холодными пальцами, чувствуя, как начинает болеть голова. Чуть подумав, сказала:

— Мы с детьми улетим на днях, как только билеты куплю.

— Нет, — категорично заявил отец. — У меня юбилей на носу. Отгуляем и летите.

— Нас там не будет. — Я поднялась. — Не хочу развлекать самодура. Не хочу, чтоб Варя привыкла к вам и привязалась. Вы больной человек. И я говорю не об инсульте и остальном. О моральной составляющей. Нашли нас всех спустя столько лет лишь для того, чтоб ткнуть в нос жене, уставшей от издевательства. Даже не так. Вы не искали. Вы всегда знали, где мы, но не считали нужным появляться. И, знаете, мне всё равно, какие у вас там детские травмы, психологические проблемы и тому подобное. У меня трое детей, и я хочу вырастить их хорошими людьми, максимально исключив из ближайшего круга сволочей.

— Значит, наша сделка тоже отменяется, — сказал Лопухин. Два миллиона ты не получишь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я не знала, что сказать. Человек не слышал меня, не понимал, о чём я ему толковала всё это время. Наконец, усмехнувшись, подошла ближе, села на корточки и взяла его за руку. Сергей Петрович напрягся.

— Что тебе? — зло спросил он.

— Хочу сказать спасибо, ответила я. — Вижу, что критику вы воспринимать не способны. Мне не хочется тратить время зря, хотя — видит бог — есть что сказать плохого. Но я скажу о хороших сторонах нашего общения. Я благодарна вам за приглашение, какими бы мотивами вы не руководствовались. Благодарна за игру, затеянную — несомненно — от скуки. За перемены, которые во мне произошли за эти дни. Ещё спасибо за то, что бросили мою мать, позволив ей, пусть и через страдания, найти настоящее счастье — достойного спутника жизни. Спасибо за огонь в глазах моих детей, повидавших настоящее лето, море и всё это.

Я обвела взглядом гостиную, подразумевая гораздо больше. Поднялась.

— А теперь мы вернёмся домой. Там ждут родные люди, заботы и бесконечные дела. Но — благодаря вашей злости на единственных людей, кто вас любит — я со всем справлюсь. Вы вернули мне уверенность в своих силах. И я оставлю вам подарок к семидесятилетию. Его доставят в день рождения.

Лопухин так ничего и не сказал, только хмурился и крепко держал бокал с дорогим вином.

Тем же вечером улететь не вышло — Миша уговорил на ещё одно свидание. А потом… лично купил нам с детьми билеты в самолёт. Вручал их Золотков с задумчивым видом. Я так и не решилась спросить о том, продолжим ли мы общаться в дальнейшем. Он так и не сказал ничего сам.

Отвозил нас в аэропорт Лев.

Миша не смог, лишь сказал, что на работе полный аврал. Пожелал хорошо долететь, передал детям привет.

Тепло попрощавшись со всеми домочадцами виллы, я не смогла встретиться только с отцом. Жанна Михайловна, оставшаяся в доме из-за готовящегося юбилея, сказала, что ему очень тяжело. Что он сам не свой, и я не должна обижаться.

— Просто он такой человек, Марго. Кто-то умеет дарить любовь, делиться ею, заряжать. А он всё держит в себе. Не научился открываться. Не уезжай со злыми мыслями.