Эль Реми - Время океана

Машина резко остановилась, и я пулей выбежал из нее, бросившись к Алессе. Она испуганно посмотрела на меня и, не выдержав, заревела. С плеч как будто камень упал, когда я схватил ее за плечи. Как же я был счастлив, что она не оказалась внутри.

— Киллиан, там Марьен! Там мой брат ! И Саймон, и Себастиан…

Я не успел ответить: из дома выскочил какой-то парень и побежал к нам. Хилл вскрикнула, а я заслонил ее собой и взмахнул битой — спустя секунду нападавший упал на землю. Я погладил свою девочку по голове, прижав к себе. Страх прошел: до этого я боялся за Лисс, но теперь, когда увидел, что с ней все хорошо, мог вздохнуть спокойно и идти спасать остальных. Остались лишь животные инстинкты и странное чувство, будто я четко знаю, что должен делать.

— Успокойся, я все решу, полиция на подходе. Жди здесь, — скомандовал я.

— Не ходи туда! — крикнула она, протянув ко мне руки.

— Я вернусь, не бойся.

Я знал, что вернусь ради этих желтых глаз, этой хрупкой фигуры, ее тонких рук… Мне очень хотелось взять их в свои, но времени на это не было. Сжав покрепче биту, я направился внутрь дома. За Алессой обещала присмотреть Стелла, которая направлялась за мной — кажется, ей можно было доверять, хотя ее и саму трясло: там находился ее брат.

Внутри царили безумие и хаос: парни дрались, переворачивая мебель и круша все на своем пути. Я провел всю жизнь относительно спокойно, а теперь находился в самом эпицентре проблем, которых избегал всю жизнь. Решив взять на себя ответственность за Алессу, друзей и их трудности, я стал частью всего этого, и теперь моей обязанностью было кинуться в самую воронку «черной дыры».

Я вбежал внутрь этого безумия, сжимая в руках биту, на которой уже была кровь, и ощутил внутри какое-то новое чувство. Оно мне понравилось.

Мне было все равно, что я ввязываюсь в серьезные проблемы. Я знал, что смогу помочь близким, защитить их, а это самое важное. Никакого страха не было.

Этого не должно было, черт возьми, случиться.

Не должно.

С каждым писком этого сраного аппарата мое сердце тоже пропускало один удар.

Писк — удар — писк — удар.

Сглотнув, я тяжело зажмурился. Было невероятно больно, все лицо покрывали ссадины и ушибы и, кажется, боль отдавала даже в глаза. Но в этот страшный момент мне было плевать на это, плевать на все.

— Я не должен был этого допустить, — процедил я сквозь зубы.

— «Закон Мерфи» — что может случиться, то случится, это лишь вопрос времени, — сказал мне Маттиас.

Мы вдвоем сидели напротив палат. Три двери шли в ряд, в какую ни заглянешь — везде пахнет смертью. В больницах в принципе всегда стоит этот запах — медикаментов, железа и холода, — и навевает мысли о болезни и смерти. Теперь я стал замечать его, более того, сейчас я дышал им.

И очень боялся его.

Мне было больно двигаться, но все меркло в сравнении с тем ужасом, с тем страхом, который томился внутри меня. В голове вспышками появлялся дом Майло и та стычка.

Он бил их так запросто, как будто они были беспомощными детьми. Ловко, одного за другим. Но их было чересчур много. Крики, кровь — на руках, на стенах… на Саймоне.

Животный страх. Животный ужас. Животная ярость.

Я наносил удар за ударом; инстинкт самосохранения отключился, и я просто бил наотмашь, мечтая лишь дотянуть до приезда полиции. Краем глаза видел, как справляется Марьен, как неистово кидается на всех Саймон.

Майло уже добивали.

Я получил удары в спину и по голове, упал, потеряв равновесие и повалив все со стола. Страх накатил волной, когда я резко обернулся и увидел, как кто-то замахнулся.

В глазах потемнело.

Мы сидели в отделении интенсивной терапии. Это было как рулетка. Куда заглянем? В палату номер один? Или, может, два? Или все-таки в три? В первой у нас в тяжелом состоянии Майло. Во второй — Саймон в реанимации. В третьей Марьен, который чувствовал себя лучше остальных и с которым сейчас сидела Алесса, но который все равно был сильно ранен.

В реанимации. Мой лучший друг сейчас в реанимации. Избитый до полусмерти, вступивший даже не в свою перепалку. Защищал чужого человека. Делал то, чего не должен был.

Я с самого начала боялся, что он бросится в дом, даже ничего не обдумав. Вечно ругая и принижая себя за извращенную любовь, Сай искал способы какого-то искупления. Если он решил использовать вчерашнюю ситуацию для этого, то это самая большая его ошибка.

Я зарылся лицом в ладони, мечтая избавиться от тяжелого чувства вины, испуга и уже привычного отчаяния. Как я мог помочь ему избежать этого? Мог ли предотвратить? Где я облажался?

— Он пришел в себя, — сказала медсестра, указывая на дверь в палату к Майло.

Я поднялся с кресла, тихо зашипев от боли. На скуле у меня красовалась корка подсохшей крови, костяшки были стерты ударами о чужие лица. Но все это не волновало меня.

От увиденного меня чуть не врывало.

Майло Андервуд выглядел по-настоящему отвратно. Синеватая кожа, синяки и ссадины, болезненная худоба… С капельницей, швами на лице и теле, он лежал на постели, глядя прямо на меня и даже не моргая. Будто ждал своего часа, но только после разговора со мной. Я выглядел гораздо лучше. Он же олицетворял собой все, что с нами произошло.

— Живой, — прокомментировал я.

— Не умер, если ты хотел это проверить, — хрипло произнес Май.

Ему было тяжело даже рот раскрывать. Казалось бы, подойди, толкни его, и он развалится на части. Я подумал, что этот парень по всем законам природы не мог выжить — его били по телу и голове, жестоко и не жалея сил. Однако он здесь и говорит со мной.

— Крепись, — это было все, что я мог выдавить, — ты обязан оклематься. Впереди тебя ждет долгая борьба.

— Куда уж мне, — усмехнулся он и тут же зажмурился от боли.

— Ну-ну, есть куда, — ответил я, игнорируя ужасную давящую ауру смерти в палате. — Матте позаботится о тебе, найдет лучшую лечебницу. Все будет хорошо.

Май покачал головой, отрешенно глядя куда-то в сторону. На его лице читались отчаяние и подавленность. Он глубоко вздохнул, пытаясь сделать это безболезненно, а потом собрался с духом и посмотрел мне в глаза.

Они были полны страха и сожаления.

— Мне хочется убить себя, Киллиан, — честно признался он. — Я так подставил всех вас, принес столько дерьма. Никогда себе этого не прощу.

— Я, может быть, тоже никогда тебе этого не прощу. Но мы оба должны попытаться, иначе все было зря.

Я смело встретил его пристальный взгляд.

В палату бесшумно вошла Алесса. Увидев Андервуда, она лучисто улыбнулась:

— Май, ты очнулся!

Мне казалось, нам обоим потеплело и стало чуточку лучше от этой мягкой радостной улыбки. Девушка нырнула мне под руку, обняв за талию, и мы принялись тихо разговаривать.