Кейси Уэст - Любовь, жизнь и далее по списку

Я достала больше тюбиков краски – серого, черного и серебристого – и начала заполнять пространство снизу. Первыми в ход пошли холодные тона. Я прорисовала пожухлые листья, черные голые деревья и серебристых спящих птиц. Чем выше по полотну я продвигалась, тем ярче становились цвета, и тем больше жизни на нем появлялось. И вот я дошла до верхнего края, где птицы вздымались с зеленых гор и устремлялись в небо, прямо как лучи солнца, а небо на их фоне было ярко-желтым.

– Вау.

– Я думала, у нас был уговор не подглядывать, пока я рисую. У меня нечаянно может соскользнуть кисть. – В этот раз мне удалось не подпрыгнуть. Едва удалось. Купер обычно был очень тихим наблюдателем, но сейчас не сдержался, когда я отошла от мольберта.

– Прости. Мне следовало это учесть, я же теперь тоже эксперт в рисовании.

– Вот именно. Ты вообще мог бы дорисовать за меня, – поддразнила его я.

– Ну, нет уж. Твоя картина великолепна. Мне очень нравится.

– Тебе нравится все, что я рисую.

– Тоже правда. Но эта работа… другая. Те птицы мертвые? – он имел в виду птиц снизу. – Мрачновато для тебя.

– Они не мертвые. Они спят. А выглядят мертвыми?

– Они выглядят клево. Это ведь рассвет, я прав?

– Я им вдохновлялась.

Я поставила палитру справа на комод, тот самый, полный художественных принадлежностей, и повернулась к Куперу.

– Я думала, ты сразу пойдешь спать, чтобы… – Я остановилась. – Эй, ты весь в краске.

– Знаю! Именно поэтому и решил сначала заглянуть к тебе. Хотел показать, что мы теперь близнецы.

Я улыбнулась и шагнула вперед.

– Не думаю, что на мне когда-либо было столько же краски. Ты что, искупался в ней? – Я оттянула рубашку двумя пальцами. – Коралловый? Ты красил дом коралловым?

– Это не коралловый. Кажется, официальное название – «нежный персик».

Я прикусила губу и отпустила его рубашку. На большом и указательном пальцах осталось немножко нежно-персиковой краски. Я вытерла их о щеку Купера, и он сморщил нос.

– Вообще-то дом смотрится очень даже ничего.

– Угу. Знаешь, я удивлена, что моя мама впустила тебя внутрь в таком виде.

– Твоя мама меня любит.

А вот это была правда.

– К тому же она привыкла к людям, которые ходят по этому дому с ног до головы в краске. – Его палец прошелся по моей ключице, дальше размазывая каплю. – По моим рукам пробежал ток, и я слегка отшатнулась.

– Как ты умудряешься еще и шею вымазать? – спросил он.

– Так же, как и ты.

– Я в последнее время не оставлял у тебя вещей?

– Думаю, твои шорты все еще здесь.

Он развернулся и пошел в мою комнату. Я попыталась стряхнуть мурашки с рук и последовала за ним.

– Почему ты спрашиваешь?

– Потому что я сейчас схожу в душ, а потом ты разомнешь мне шею.

– Ну, нет.

Он зашагал в угол комнаты, где его вещи ждали на спинке кресла. Он поднял шорты, шлепнул меня ими по ноге и устремился к двери в ванную.

– А рубашка? – спросила я.

Он махнул рукой.

– Она все равно грязная.

– Но тебе же нужно надеть что-то. – Я открыла свой шкаф и пробежала глазами по стопке своих вещей. Обнаружив среди них самую большую футболку из имеющихся, я бросила ее Куперу.

Он расправил ее, чтобы рассмотреть.

– Хочешь, чтобы я надел ярко-розовую футболку с пробежки в поддержку больных раком груди?

– Да.

Он пожал плечами.

– Ладно.

– А, и пока не ушел. У меня для тебя кое-что есть. – Я схватила пачку сверчков с кровати и протянула ее Куперу, попутно показывая на список. – Попробуй что-нибудь новое.

– Что это?

– Сушеные сверчки.

– Сверчки? Ты сейчас не шутишь?

Я разорвала пачку и высыпала их на ладонь. Шесть штук. Купер подошел ближе, взял одного с моей раскрытой ладони и закинул его в рот.

– Ммм, солененько. – И он пошел к двери.

Я хмыкнула. Я-то надеялась, что он не сдастся без боя. Я надеялась, что, может быть, мне удалось найти что-то пугающее. Уже возле двери он повернулся ко мне.

– А ты почему не пробуешь?

Без долгих раздумий я положила сверчка в рот и принялась быстро его разжевывать. Он оказался прав – сверчок был соленым и хрустящим, а вкус отдаленно напоминал сухую траву. – Не так уж и плохо.

– Совсем не плохо, я бы сказал. Но мне они не засчитываются.

– Что? Почему?

– Я уже пробовал сушеных сверчков.

Я бросила в него горстку насекомых, но они приземлились на пол, пролетев футов пять [15] Приблизительно 1,5 м. .

– Поганец. Ну и пусть, мне они засчитались.

– Хорошо, но мы снова должны попробовать что-то новое вместе. Что-то новое для обоих. Что-то эпичное. Как тот рассвет.

То, что наша вылазка показалась ему эпичной, не могло не вызвать у меня улыбку.

– Договорились.

Он пошел в ванную, а я через холл наблюдала за тем, как он исчезает за дверью.

– Мыться здесь – правда плохая идея! – Я старалась докричаться до Купера.

Мне точно не хотелось, чтобы человек, которого я пыталась не любить, разгуливал у меня по ванной… и принимал душ.

Я думала, что он меня не услышал, но дверь приоткрылась, и из-за нее показался Купер.

– Что?

Фу, теперь я веду себя нелепо. Он и раньше принимал здесь душ.

– Ничего. Иди в душ.

Я собрала сушеных сверчков с ковра и выбросила их в корзину. Потом поставила галочку в списке. Я все еще успевала. Три картины уже почти закончены, и почти половина списка позади. Сейчас я охотно верила, что закончу в срок, но еще сомневалась, что мистер Уоллес заметит какой-либо прогресс. То, что работы стали другими, не значило, что они непременно стали лучше.

Проходя мимо двери ванной, я услышала, как Купер мурлычет какую-то незнакомую мелодию. Я зашла в гостиную, чтобы составить компанию маме с дедушкой.

– Где Купер? И дальше разносит коралловую краску по дому? – спросил дедушка.

– Коралловую, скажи? Рада, что мы сошлись на цвете. – Я кивнула в сторону холла и присела. – Он смывает свою коралловую краску в канализацию.

Мама сидела на диване и читала «Настоящее преступление», но на этих словах подняла взгляд.

– Как твои дела со списком?

– Очень неплохо. Нужно еще кое-что сделать. Но, если верить дедушке, я наполовину влюблена.

– О, да, я слышала об Эллиоте, – сказала она.

– Вы как парочка десятилеток-сплетниц. Здесь вообще нельзя делиться секретами.

– Я могила, – сказала мама с напускной обидой.

– А я сейф, похороненный в этой могиле, – добавил дедушка.

Я закатила глаза.

– Мы больше никому не скажем, – заверила меня мама.

Я почти сказала: «Конечно, не скажешь, ты больше ни с кем и не видишься». Но что-то в этот сарказме было запретным даже для меня.

– Ну, кроме папы.

– Ты рассказала папе ?

– Конечно, дорогая. Ему нравится знать о таком. Он сказал, что в последнее время не получал от тебя вестей.