Ашира Хаан - Sex only [СИ]

— Если бы твой таинственный красавец, имя которого ты отказываешься называть, «всего лишь» поцеловал бы кого-нибудь, ты бы как отнеслась?

Я стиснула зубы и рукоять миксера, который тут же включила на максимум, чтобы заглушить его ревом и свои мысли и продолжение Сашкиной фразы. Он знает как меня взбесить. Столько лет рядом — практически вся сознательная жизнь.

Когда я выключаю миксер и растерянно смотрю на перевзбившиеся сливки, бывший муж благоразумно молчит. Грань он тоже знает хорошо. Слишком часто в его голову летали чашки.

— Вкусный торт? — спрашиваю, аккуратно отставляя миску с испорченным кремом.

На кухне — ад. Рассыпанная мука, крошки бисквитов, брызги крема, гора грязной посуды. Но я вдруг как-то устала от своей суеты и сейчас просто сажусь за стол, разгребаю маленький пустой и чистый кусочек и кладу голову на руки.

— Ну ты чего, Карин? — спрашивает Сашка. Он даже отложил ложку, но приблизиться не решается, тут шагу не сделаешь, чтобы не вымазаться. — Чего тебя так накрывает?

— Не знаю… — в моем голосе слезы, но плакать сейчас не к месту. — Все как-то непонятно. То он страстный, то холодный, то преследует меня, то отталкивает. Я не понимаю, чего ждать. Мне страшно.

— А я говорил, что бабочки в животе — это страх и есть.

Поднимаю голову и мрачно смотрю на человека, который убил во мне веру в любовь. Вот кто бы выступал!

— Вали домой, а? Ты не помогаешь.

— Я помогаю. Я ем твои нервные торты, чтобы ты их сама не съела и не растолстела.

Нашариваю на столе мерный стакан с остатками расплавленного шоколада и угрожающе взвешиваю его в руке. Деться Сашке некуда. Между нами натягивается напряженная струна взглядов. Все совсем не так, как во время нашего брака. Тогда я старалась сохранять гармонию в доме и часто отступала, даже когда была права. Сейчас же меня ничто не остановит. И он это понимает, как и то, что сыграть на моей любви уже не получится.

Эту яростную идиллию, к счастью для него, прерывает вибрирующий в моем кармане телефон. Я лезу за ним прямо грязными руками, потому что…

Потому что надеюсь. И надежда сбывается.

— Привет! — выдыхаю я так неприлично счастливо, что Сашка закатывает глаза.

— Знаешь, — без приветствий и реверансов говорит Альберт. — Я дико, невозможно занят на работе.

— Ну, ты уже сказал вчера.

— Да, сказал. И теперь все время отвлекаюсь от очень важных дел, потому что думаю о тебе.

— Прости… — волна счастья, накатившая при виде его имени на экране, гаснет и оседает мутной пеной, потому что голос у него недовольный и раздраженный. Таким голосом не говорят, что соскучились.

— От твоего прости мне не легче. Я совершенно никак, вообще, категорически, не могу выбраться к тебе. У меня каждые пятнадцать минут конференц-коллы, в любой момент может позвонить министр.

— Промышленности? — убито спрашиваю.

— Он.

— Прости… — снова мямлю я, спохватываюсь и поправляюсь: — То есть, извини. Ой!

— Не ойкай, а приезжай. Пропуск закажу, контакты в телеграме. Сейчас же!

И он отключается. Через секунду в телеграм прилетает сообщение с адресом. Да я его и так знаю — огромное здание недалеко от одной из кольцевых станций метро.

— Саш. Ты все-таки вали… — я смотрю на этот адрес и понимаю, что сейчас действительно поеду, и никакая гордость меня не остановит.

Вообще-то для меня это новый опыт — получить пропуск перед тем как потрахаться.

Сине-серое зеркальное здание подавляет. Мраморные полы, лаконичные интерьеры, невероятная чистота. Все женщины — на каблуках, все мужчины — в костюмах. Я себя чувствую бедной сироткой.

В бюро пропусков сидят два суровых мужика в черном, одинаковых с лица. Если бы они тайком поменялись местами, я бы даже не заметила.

Протягиваю паспорт, уточняю, что в «Корунд». Меня изучают так пристально, как не изучали ни на одной границе в мире, даже в Израиле.

— Вы к кому? — интересуется один из мужиков. Паспорт при этом держит у себя, смотрит на монитор. Там у него детектор лжи, что ли?

— К Валевскому, — непроизвольно встаю на цыпочки, чтобы казаться выше и значительней.

Мужики переглядываются.

— Прям-таки и к Валевскому? — поднимает брови второй и откидывается на кресле. — А по какому делу?

Очень точный вопрос. Очень… Что ж ответить-то? Особенно когда за моим смятением наблюдают две пары очень профессиональных глаз. Выдавливаю еле-еле:

— По личному.

Они снова переглядываются. Я уже думаю, что это точно была очень плохая идея.

— На меня же заказан пропуск, в чем проблема? — спрашиваю.

— В том, девушка, что к Альберту Яновичу Валевскому, как и к любому человеку из руководства, просто так не ходят, — доверительным тоном говорит тот, что держит в заложниках мой паспорт. — Нужно записать кто вы, откуда, зачем пожаловали. Пропуск на их этаж тоже выдается не простой, абы кому мы его выписать не можем.

— А там не помечено, что мне нужен именно такой, непростой? — интересуюсь я и достаю телефон.

Что за фигня, в конце концов, даже любовнице никаких привилегий! Даже на «бентли» не покатал, а я тут должна унижаться.

Видимо, на моем лице отобразилось в этот момент именно то, что нужно, потому что пропуск мне все-таки выдают, хоть почти и не отрывая глаз от моего лица:

— Только лифт вам нужен специальный, вот к нему карточка.

Не знаю какими взглядами они меня провожают, но догадываюсь — не теми, как если бы они знали, что такая встрепанная, в джинсах и зимней куртке никакая девица может быть любовницей «руководства». От этого одновременно и горько, и смешно, и неловко.

И еще острее понимаю, что во-первых, наши отношения недолговечны, а во-вторых, только и обречены быть тайными. Вероятно я сама крайне удачно предложила удобный Альберту формат. Наверное, вздохнул с облегчением, что не придется выслушивать нытье и скандалы на тему того, что он меня скрывает.

Но это был еще не весь отрезвляющий опыт.

Я стащила куртку, взяла ее в руки и вошла в тот самый специальный лифт. На тридцатом этаже его двери открылись в белоснежный туман. Это была даже не операционная и не завод по производству процессоров. Это был какой-то футуристический пейзаж, интерьер космического корабля, в котором белоснежный пол сливается с белоснежными стенами, и даже воздух кажется стерильным. А может, и не кажется.

В стенах ниши в форме черно-зеркальных кубов, а внутри них выставлены камни — друзы, спилы и просто огромные необработанные самоцветы.

В этот момент мне становится как никогда понятно, что Альберта я совсем не знаю. Я знаю иронично-спокойного и уверенного в себе мужчину, который ценит очень живой и радостный секс, не понтуется и не сноб. Неужели такому человеку может нравиться этот стерильный интерьер? Я бы при нем побоялась трусы снять, если бы увидела офис раньше, чем его член.