Ашира Хаан - Sex only [СИ]

— Шшшшш… — хочется стать ядовитым газом и заставить ее заткнуться.

— Да, лапала. Вон там муж, выйдешь отсюда — иди и говори ему. Ну я полизалась еще чуть-чуть…

От того чтобы скинуть ее с балкона меня удержало только воспоминание о поцелуе в баре с Олегом. Тоже не слишком добровольном.

Квиты.

— Спрашиваю, может, тебе таблеточку синенькую? А то у меня есть. Как же так, ты молодой такой чувак, а такая беда. А он ржет, говорит — стрессы, ответственная работа, возраст опять же. Хентая не будет.

— И не было?

— У тебя, говорю, еще руки и язык есть. А он такой — у меня мелкая моторика плохая. И карандаш так пальцами вертит со скоростью света.

— И все?

— Ага. Выпроводил меня.

Не знаю как я все это время говорила, но что не дышала — точно. И сейчас втягиваю носом пьянящий весенний воздух и никак не могу им насытиться.

— Живи, — выдыхаю.

Марго закурила еще одну, я тоже взяла себе, подпалила дрожащими пальцами. Как так вышло, что стремясь сбежать от боли, я попала в нее по уши?

— Карин, ты же стала… — говорит Марго. Мне не хочется ее слушать, но сбежать можно либо вниз с балкона, либо через вежливые прощания с ее семьей. Так что я осталась между небом и землей, дышала, выпускала дым к темному небу и чувствовала себя… — Живой.

— Что? — поперхнулась я дымом.

— Только живой человек чувствует боль, Карин. И счастье тоже. Нельзя получить только что-то одно, это комплект.

— Ты говоришь как мой психотерапевт.

— Хороший у тебя был психотерапевт.

Да, похоже, хороший. Когда мы разыгрывали мою любимую пьесу «я не могу никому поверить», он в конце сказал, что жить надо вопреки реальности. Верить в чудеса. Наполнять себя счастьем, когда есть счастье, и наполнять болью, когда она приходит на смену. Потому что это и есть жизнь. Почему-то до меня дошло только сейчас. Доросла, что ли?

— Кончай держать все под контролем, Карин. Все не удержишь, просочится сквозь пальцы.

Я отпустила контроль ненадолго — и что получила? Боль. И чудо. Синее сапфировое чудо. И сейчас мне очень-очень больно, но я будто впервые вышла из тьмы.

— Ну что, позвонишь ему?

— Нет, — я смотрела в весеннее небо. — Я ведь действительно предала его, Сашка был прав. Я просто не имею права навязывать ему свой зоопарк в голове.

— Карин, ну ты совсем ку-ку? — фыркнула Маргарита. — Будешь своего бывшего слушать. Мало он тебе дерьма устроил? Представь, что то же самое сказал Алиске или Яне какой-нибудь мужик. Куда бы ты посоветовала его послать?

Я даже рассмеялась. Такой простой рецепт. И, кажется, я его тоже уже слышала. Но опять не была готова. А сейчас все эти банальные истины, замшелые мудрости, тысячу раз повторенные чужими устами, на бумаге, на страницах в интернете, вдруг налились магией, открылись пещерами, полными сокровищ. Но надо было сначала победить охранявшего меня от них дракона.

Апрельский ветер одобрительно взлохматил мне волосы. Мне хотелось почувствовать свою свободу, свое вновь обретенную жизнь, пока не привязывая это безумное ощущение счастья к какому-либо мужчине. Но по Альберту я, если честно, ужасно скучала.

— А теперь позвонишь?

— А чего это ты беспокоишься так? Он тебя завербовал, что ли? — я прищурилась.

Марго бросила на меня уничтожающий взгляд и нервно затушила сигарету.

— Может быть, однажды… — сказала я самой себе, когда она вернулась в комнату.

— Когда-нибудь.

Московская свадьба Алисы была в середине мая. Только ленивый не сообщил ей, что это плохая примета, «всю жизнь будешь маяться», но она лишь смеялась и прижималась к своему мужу, который глаз с нее не сводил, и смотрел влюбленнее, чем Яна на программу Афинского марафона.

В начале июня океан работы схлынул и начались самые безмятежные дни эйчаров. До сентября работу ищут мало, предпочитают отдыхать. Ссориться в такую жару лень, да и половина народа разъехалась по отпускам.

Я тоже выпросила себе еще недельку и купила билеты в Рим. Я обожаю Италию за еду, солнце, людей, бесконечную красоту, от которой трудно отдышаться, за настоящую жизнь, которая теперь бурлила и во мне. Было ужасно любопытно, не умру ли я от восторга при такой концентрации счастья.

Летела лоукостером — нормальные авиакомпании в июне продают место в самолете по цене самого самолета, — поэтому запаслась бутербродами и очередной фэнтези.

Замученная стюардесса только смерила меня взглядом — да, спортивные штаны и носки, и еще надувная подушка на шее! — и признав опытную путешественницу, даже дергаться не стала. Сама найду свое место.

Мой ряд свободен, но, увы, место у прохода. Летом самолеты забиты, надеяться на отсутствие соседей глупо. Но сколько тут лететь — потерплю. Я села на свое кресло, и даже не стала пристегиваться, все равно сейчас поднимут. Достала телефон и полезла чекиниться в аэропорту. Всем известно — если не напишешь в фейсбук о том, что летишь за границу, то, считай, как не летала.

Надо мной нависла чья-то тень — пора двигаться. Я спешно дописывала сообщение и одновременно вставала, чтобы пропустить соседа, когда вдруг услышала низкий хрипловатый голос:

— Могу я пройти на свое место?

Мой палец дрогнул на кнопке «Запостить». Я успела вылезти в проход и теперь ошалело наблюдала, как импозантный седой мужчина в дорогом костюме и очках в тонкой оправе пробирается на место у окна. Сглотнула насухую.

В спину толкнули — по проходу шли другие пассажиры. Я упала в свое кресло и только пялилась на него.

Часы! Он снова носит часы.

Волосы стали еще белее. Так быстро?

Очки, кажется, другие. Глаза за ними усталые.

Газета — господи, он разворачивает газету на английском и углубляется в чтение. И совершенно не смотрит на меня.

На долю секунды я даже допускаю мысль, что это не Альберт. Просто я сошла с ума за три прошедших месяца, и у меня галлюцинации. Но я втягиваю носом воздух и наконец чувствую сквозь холодные самолетные запахи — древесину и лайм.

— Ты меня преследуешь?

— Я? — он едва поднимает взгляд от газеты. — С чего ты взяла?

— Зачем тебе лоукостер?

— Ну ты же не купила билет нормальной авиакомпании, — объясняет он, даже не глядя на меня, листая газету.

— Значит преследуешь?

— Ну… — он задумчиво смотрит куда-то вперед, а потом наклоняется ко мне так близко, что я чувствую невыносимое желание дотронуться языком до его кожи. — Я подумал, в первый раз так отлично получилось, надо повторить опыт.

— Какой?

— Буду соблазнять тебя в самолетах, — синий взгляд обжигает мои губы.

— Я редко летаю.

— Да, это проблема, — задумывается Альберт.

— И люди…

— Они не летят, — довольно громко говорит он, и все толпящиеся вокруг пассажиры, уже рассевшиеся по своим местам и загрузившие на полки чемоданы, вдруг встают и начинают пробираться к выходу. Пять минут — и мы остаемся одни.