Джессика Кох - Так близко к горизонту [litres]

– Я не злюсь на него, Тина, – уверила её я. – Он довольно часто предупреждал меня и пытался держать на расстоянии. Но я хотела быть с ним.

– Спасибо, – сказала она ещё раз. – За то, что ты приняла меня. Другая бы точно заставила его выбирать.

– Тина, если бы я заставила его выбирать, тогда он выбрал бы тебя. Точно не меня!

Кристина внимательно посмотрела на меня, как будто размышляла, стоит ли говорить мне всю правду.

– Поначалу так могло произойти, – согласилась она, – но то время прошло, и ты это знаешь. Если бы ты сейчас потребовала от него решение, тогда выбор пал бы на тебя.

Я ненадолго задумалась и поняла, что она права.

– Тина, – сказала я и взяла её за руку, – я никогда не заставлю его выбирать между нами. Я вообще не буду заставлять его. Как я могу осмелиться на такое?

Она продолжала оценивающе разглядывать меня.

– Он рассказал тебе всё? Из своего прошлого?

– Да, думаю всё, – ответила я, надеясь, что это действительно так.

Она казалась довольной:

– Это хорошо. Ты ещё много раз услышишь это. Во всех деталях. Это важно для него.

– Я всегда буду его слушать, – пообещала я. – Вы тоже говорите об этом?

Она кивнула:

– Да, мы говорим обо всём. Он знает моё прошлое, а я его. У нас нет секретов друг от друга.

На мгновение она замолчала.

– Я тоже хочу признаться, – сказала она неожиданно. – Я тоже не хочу ничего скрывать от тебя. Могу я рассказать тебе свою историю?

Кристина вцепилась в мою руку.

– Конечно, можешь.

Она потянула меня дальше в угол и повернулась так, что села спиной к арене. Я сделала то же самое. Кристина неуверенно кусала палец.

– Мне тяжело об этом рассказывать, – прошептала она. – Но я попробую.

– Хорошо, – ответила я. – Я не буду мешать тебе, просто дам выговориться.

Она с благодарностью улыбнулась:

– Самое странное, – начала она, – все говорят, что нет ничего, за что мне должно быть стыдно. Но я всё равно не могу смотреть в глаза собеседника, когда говорю об этом.

Она кусала палец, смотрела на пол и монотонно рассказывала:

– Мне было семь, моей сестре десять. Мама сначала ничего не подозревала. Отец ждал, когда она уйдёт из дома. Каждый четверг вечером она встречалась со своими подругами, а он приходил и забирал нас к себе в спальню. Сначала он забирал только Каролину. Но я должна была полностью раздеться, сесть на стул у кровати и смотреть. Потом он начал хватать и меня, засовывал пальцы мне между ног и вставлял свой член мне в рот. Но в постель он брал с собой только сестру. Пока однажды она не убежала и не оставила меня.

Я хотела спросить, почему сестра не взяла её, но не осмелилась прерывать её. Кристина угадала мои мысли:

– Ты, наверное, думаешь, что такое должно сплотить сестёр, но на самом деле произошло прямо противоположное. Она ненавидела меня, потому что я могла смотреть, а она каждый раз должна была идти с ним в постель. Когда ей исполнилось тринадцать, она убежала и никогда не вернулась. С тех пор я её не видела. С того дня спать с ним пришлось мне. Мама что-то заподозрила, но ничего не предпринимала. По вечерам она уже не уходила из дома, но появлялись другие ситуации, когда я оставалась наедине с ним. Когда она уходила в магазин, или к врачу или куда-то ещё. Она часто ходила в орган опеки и искала Каролину, но та так и не нашлась. До сегодняшнего дня никто не нашёл ни следа.

Внезапно по её лицу побежали слёзы. Её большие глаза сузились, тушь размазалась. Она всё ещё сжимала мою руку и не поднимала глаз от мата между её ногами.

– Я должна была полностью раздеться, – продолжила она без выражения. – Отец никогда не бил меня, как отец Дэнни, но он фотографировал меня. Он заставлял меня садиться на стул, раздвинув ноги, и долго фотографировал меня со всех сторон…

Она замолчала, когда услышала тихие шаги, и быстро вытерла слёзы. Дэнни вдруг оказался за нами. Он протянул руку Кристине и потрогал её волосы.

– Всё в порядке? – обеспокоенно поинтересовался он.

Я знала, что он был чрезвычайно восприимчивый и чувствовал эмоции, как будто антеннами, но это удивило меня до глубины души. Со своего места он не мог видеть, что Кристина плакала. Расстояние было слишком большим, и мы обе сидели, повернувшись лицами к стене. Но вот он стоял рядом, будто кто-то позвал его. Эмоциональная связь между ними была такой сильной, что он чувствовал её боль или, по крайней мере, угадал её.

– Всё в порядке, – уверила его я и взглядом дала понять, что он может идти. – Она просто рассказывает мне…

Дэнни сразу понял, кивнул и исчез так же быстро, как и пришёл.

– Я должна была надевать туфли на каблуках и бюстгальтеры моей мамы, – выдавила она. – Всё было мне большим, но ему нравилось, когда я носила эти вещи. Это он тоже фотографировал.

Из её пальца уже текла кровь, но она продолжала его кусать. Я закрыла глаза. Раньше мне казалось, что, после рассказа Дэнни, ничто уже не сможет меня потрясти, но я убедилась в обратном.

– Твоя мама что-нибудь предприняла? – тихо спросила я.

Она кивнула:

– Она узнала об этом через три года. Она ушла от него и забрала меня. Но с того дня она ненавидела меня. За то, что я разбила её брак, и что моя сестра убежала.

Я в ярости фыркнула. Невероятно! Считается, что мать безусловно должна быть на стороне детей.

– Я была на грани, мертва в душе. Я начала резать себя бритвами, просто, чтобы почувствовать, что живу. Иногда я даже посыпала раны солью, чтобы усилить жжение. В четырнадцать я убежала, – продолжала она. – Болталась на вокзале, начала принимать наркотики. Сначала гашиш, потом, очень быстро, героин. Потом начался замкнутый круг. Чтобы добраться до героина, нужно было спать с каким-нибудь извращенцем. Это было настолько отвратительно, что я принимала ещё больше героина. Тогда я твёрдо решила никогда не заниматься чем-то настолько ужасным, как секс, бесплатно. Если я и должна всё это переносить, то по крайней мере должна зарабатывать на этом. Иногда меня находили органы опеки, но я раз за разом убегала. Они предложили мне общежитие и место в психологической группе для тяжело травмированных детей. В общежитии я так и не появилась, а вот в группу самопомощи стала заглядывать. Тогда я и познакомилась с Дэнни.

Она пристально посмотрела на меня, её глаза покраснели от слёз.

– Вероятно, он спас мне жизнь. Поймал меня, остановил. Мы стали друзьями. Он заставил меня отказаться от наркотиков, привёл меня в общежитие, которое сопровождали психологи. Потом он заявил на моего отца и помог мне подать на него в суд. Он получил только шесть лет, – она судорожно вдохнула. – Можешь себе представить? Только шесть лет! Никто не мог доказать его преступления против моей сестры, и фотографии никогда не были найдены. То, что я заявила так поздно, сделало всё гораздо сложнее. При таких условиях из-за хорошего ведения дела он выйдет раньше.