Евгения Кретова - Танго sforzando

Пробегая мимо гостиной, заместила сине-красные проблески и короткий вскрик сирены.

«Чернов», — обрадовалась девушка и выскочила в кухню.

Посреди неё, сгорбившись и оттирая что-то о кухонное полотенце стоял тот, кого она видела сегодня утром. Тот, кого звали Лопата.

Завидев Стешу, тот криво осклабился:

— О, и сладенькая пожаловала… Чего ж тебе дома не сиделось?

На лестничной площадке послышались торопливые шаги.

Лопата молниеносно бросился к девушке, вцепился в её плечо и дёрнул к себе. В одно мгновение Стеша оказалась прижатой к его телу, повисла куклой-марионеткой над полом. Неловкая попытка ударить локтём под дых и освободиться. В ответ — горло сдавлено так, что дышать стало невозможно, девушка испуганно захрипела, безвольно повисла в паре сантиметров от пола, барахтаясь и ещё надеясь высвободиться. Бессильно царапала ногтями ткань куртки.

Справа мелькнуло что-то длинное и страшное. Она вцепилась руками с локоть нападавшего, повисла, пытаясь ослабить хватку. У горла стало голодно и тесно — остро заточенное лезвие впилось в кожу, заставив замереть.

В кухню ворвался Чернов, щёлкнул выключателем.

— Стоять! — крикнули они одновременно с Лопатой. У Стешиного горла мелькнуло и замерло лезвие кухонного ножа. Девушка сделала глубокий вздох и замерла.

Взгляд упал на распростёртое у стены тело Егора, у него на груди расплывалось алое пятно. Девушка всхлипнула. Лезвие лишь плотнее прижалось к горлу.

— Не дёргайся, а то сдохнешь рядом со своим ухажёром, — угрожающе прошипел Лопата. Стеша замерла. Единственное, что она сейчас видела — это бледное лицо Егора с синеватыми потёками под глазами. Лопата бросил Чернову: — Отойди, ща порешу девку.

Чернов прищурился.

— Спокойно, Лопата. Тебе зачем лишний срок мотать? Ща на зоне-то не сладко. А так, глядишь, условным отделаешься. Подумаешь, старуху грабанул, — Чернов медленно поднял руку, почесал подбородок. — Отпусти девушку, добром прошу.

Следователь сделал осторожный шаг в кухню, покосился на бездыханное тело Егора.

— Вот, парнишку уже попортил. Авось, по сто пятой не пойдёшь, так лёгким испугом отделаешься. Ты ж молодой, Арсений, тебе ещё жить да жить. А не по зонам до пенсии мотаться.

Услышав своё настоящее имя, Лопата осёкся. Стеша чувствовала спиной, как сердце преступника пропустило удар, как напряглась его широкая грудь, а рука с зажатым в ней кухонным тесаком всего на пару миллиметров отдалилась тот её, Стешиной шеи. Девушка старалась не дышать, не привлекать к себе внимание. Мозг судорожно искал лазейку, чтобы вырваться из цепких лап грабителя.

Все произошло в одно мгновение.

Чернов что-то говорил о сложении наказаний, цитировал Уголовный кодекс, нагло перевирая формулировки. Но по его словам выходило, что Арсений-Лопата ничего «такого» ещё не совершил и назначит ему суд от силы год, в который зачтётся ему отсидка в изоляторе.

— Прикинь, Арсений, глядишь, уже следующей весной выйдешь свободным человеком, — глаза Чернова гипнотизировали рыжего, удерживали на себе его внимание.

За спиной Лопаты послышался грохот разбивающегося окна. Ресницы Егора дрогнули. Молниеносным движением он ударил Лопату по щиколотке, выбивая из-под него почву. Стеша выскользнула из внезапно обмякших рук грабителя, рухнула с высоты своего роста на руки Егора.

— Не двигаться! — орал кто-то за ее спиной. Она покосилась назад: четверо спецназовцев в бронежилетах уже скрутили Лопате руки за спиной. Тот хрипел, выплёвывая угрозы вперемешку с ругательствами.

Посмотрев на испуганную девушку и окровавленное тело Егора, зло прошипел:

— Сладкая, а ты меня дождёшься?

Стеша заглянула в посиневшее лицо Егора:

— Егор! Не умирай, слышишь?!

Лопату выволокли в коридор.

Рядом оказались медики.

— У кого тут ножевое ранение? — бригадир деловито отстранила следователя.

Чернов растерялся на мгновение:

— Вас кто уже успел вызвать?

Фельдшер недобро зыркнул исподлобья, отстраняя Стешу и занимая её место около раненого.

— Вызов поступил, пять минут назад. Машина рядом была, вот и приехали, — огрызнулся.

В кухню протиснулся мужчина с носилками.

Чернов подошёл к окну, всмотрелся в квартиры напротив. Потянулся к рации:

— Гусев, быстро проверь подъезд напротив, квартира третий этаж, окна выходят во двор, — бросил через шипение.

— Так ночь на дворе, что по квартирам ходить? — протянул Гусев недовольно.

— Бегом! — проорал следователь.

Прошло два месяца…

Июнь выдался тёплым и солнечным.

Над Невой метались любопытные чайки, крикливо передразнивая туристов. Небольшие катера разгоняли тёмную, маслянисто-тяжёлую воду, заставляя её лениво биться о гранит. Женщина неторопливо брела вдоль набережной, вдыхала странный, пропахший арбузами и корюшкой воздух.

Серый дом, старый, с облупившейся штукатуркой поглядывал узкими прямоугольниками окон на проезжую часть, поблёскивал мокрыми от ночного дождя стёклами.

Женщина сверилась с адресом, перешла дорогу. Ей пришлось обойти дом со всех сторон, прежде чем она нашла нужный подъезд. По закону подлости, он оказался последним. Набрала код по домофону, долго ждала ответа. Так и не дождалась.

Огляделась по сторонам в поисках места, где можно было бы посидеть и подождать.

Подходящее место нашлось в сквере напротив.

Жёлтая крашеная скамейка в тени разлапистой липы. Женщина устроилась, аккуратно разместила рядом с собой темно-зелёный кофт, поставила на сиденье дорожную сумку, с наслаждением поправила светлые волосы и прикрыла глаза.

Сотовый телефон молчал. Она погладила прохладную поверхность дисплея, спрятала в сумочку.

От противоположного прохода медленно шла пара.

Высокий молодой человек, широкоплечий, натянутый словно струна трепетно обнимал спутницу — хрупкую брюнетку в светлом плаще. Они шли медленно: его рука на плече спутницы, она нежно обхватила его за талию. Они смотрели друг на друга, отражаясь и продолжаясь во взглядах друг друга. Словно пара, сошедшая со старинной фотографии.

В голове мелькали обрывки чьих-то писем.

Тихий женский голос шептал сквозь времена:

«…Как только я заканчиваю одно письмо тебе, хочется начать следующее. Я старая болтушка, а когда ты рядом, немею, как старая сова. Ах, мы должны быть терпеливы и не ворчать, но я чувствую себя ужасно одинокой и мечтаю, чтобы ты обнял меня своими сильными любящими руками. Когда знаешь, что тебя любят, появляется больше интереса к жизни. Я была так счастлива получить твою милую телеграмму, огромное спасибо за неё».

Ей вторил мужской:

«Я не хочу, чтобы моя дорогая легла спать в первую ночь разлуки, не получив хотя бы весточки! Ты себе представить не можешь, как сильно я по тебе скучаю. Так мило было с твоей стороны, что ты написала своё имя на окне и на ящике моего стола. Вокруг меня все фотографии моей милой, которые я распаковал, и они, вместе с воспоминаниями о твоём пребывании здесь, скрашивают моё одиночество. Милая… знай, что я тебя воистину люблю с каждым днём сильнее и больше!..»