Яна Ясинская - Нелюбовь [litres]

Эти слова давали Люсе надежду, превращая ее снова в маленькую девочку, привыкшую быть рядом со старшими братом и сестрой. Точно знающей, что они защитят ее от всех невзгод.

– Звала, – тихо всхлипнула слегка повеселевшая Люся.

– Ты еще будешь счастливой! Вот увидишь!

Карина улыбнулась. С чувством, что ее миссия здесь выполнена, она было направилась у двери, но Люда поспешно остановила ее.

– Карин, не уходи, пожалуйста. Побудь еще немножко.

И Карина осталась. К досаде и ревности Тамары, которая, не выдержав, фыркнув, пулей вылетела за дверь.

Тамару душили слезы. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии, поэтому стремглав ринулась к выходу из больницы. Но далеко убежать не удалось. Она почти сразу столкнулась с пришедшей навестить внучку Клавдией Матвеевной.

Именинница, как и Карина, уже успела заехать домой – переодеться. Несмотря на то что еще пару часов Клавдия Матвеевна от души зажигала на своем юбилее, она уже была абсолютно трезва. Стресс и страх за младшую внучку сделали свое дело. Да и, если смотреть правде в глаза, чтобы быть веселой, Клавдии никогда не нужна была выпивка. Рюмку возле себя она держала скорее в качестве реквизита для тостов, чем реально пила из нее. Веселый, задорный характер был у нее в крови. Клавдия шла по жизни не с грустным сердцем. Однако в этот момент даже ее оптимизм был на исходе.

– Что случилось? – с содроганием вцепилась в бледную дочку Клавдия Матвеевна. В мыслях за одну секунду пролетел ворох самых худших предположений.

– Случилось то, что моя младшая дочь – неблагодарная! – в сердцах выпалила Тамара и тут же испугалась собственных слов. Впервые в жизни она в чем-то столь открыто обвинила Люсю. Но ей все равно отчаянно нужен был виноватый, на которого она бы свалила все свои беды и неудачи. Тамара, спохватившись, сбавила ход. – Ладно, ни в чем Люся не виновата. Это так, это нервы. – И тут же зло добавила: – Я знаю, кто ее против меня настраивает!

Клавдия Матвеевна уже по одному тону дочери сразу поняла, в кого полетят камни.

– Том, – укоризненно начала было мать, пытаясь предотвратить лавину обвинений. Но было уже поздно.

– Что Том? – сорвалась та. – Да! Знаю! Это Динка! Твоя любимая Динка Люсю против меня настраивает!

Как же Клавдии Матвеевне за эти годы надоела беспочвенная нелюбовь Тамары к ее старшей внучке! Ее нервы тоже были уже на пределе. В кои веки обычно спокойная, мудрая Клавдия сорвалась. Ее слова звучали прямым обвинением, больно раня и без того горько обиженную Тамару.

– Томка, да остынь ты! Господи! Одну дочь ты уже потеряла. Если такими темпами и дальше пойдет, то смотри… Вся семья от тебя отвернется!

– А давайте! – уже не скрывая злых слез, отмахнулась Тамара. – Давайте, давайте, все от меня отворачивайтесь! Давайте! Бросайте! Я никого не держу! И тебя, кстати, тоже!

Скрывать слезы уже было невозможно. Они предательски застилали глаза. И, как думала гордая Тамара, унижали.

Интуитивно почувствовав пограничное с истерикой состояние дочери, Клавдия попыталась притормозить.

– Куда ж я тебя, дуру, брошу?! Я же твоя мать! А детей не бросают. Хотя… Если про Динку вспомнить. Вряд ли ты поймешь!

Эти слова стали последней каплей для Тамары.

– Да отстаньте вы все от меня! – На ходу скинув белый больничный халат, распсиховавшаяся Тамара всучила его матери и сбежала. По-другому ее столь стремительный уход и нельзя было назвать.

Клавдия Матвеевна с горечью и сочувствием посмотрела вслед Тамаре. Она прекрасно отдавала себе отчет, что ее слова больно задели и без того расстроенную дочь. Но Клавдия знала: порой именно горькая пилюля дает шанс на выздоровление. Хотя… Возможно, случай Тамары был уже настолько запущен, особенно в отношении Динки, что помочь ей вряд ли бы кто смог. Разве что только она сама. Или Господь Бог. Вот только для этого надо было сначала осознать и принять проблему. А делать это гордая Тамара категорически не хотела.

Последние лучи заходящего солнца медленно, но верно тонули в Енисее. Нестерпимо кусали комары, но Динка, бредущая в шоковом состоянии по берегу реки, казалось, не замечала этого. Как она ни пыталась, ей так и не удалось найти хотя бы одно более-менее вменяемое оправдание для матери. Для ее лжи, которая исковеркала ей, Динке, всю жизнь.

И все же, несмотря на боль, обиду, непонимание, в душе девушки зарождалось другое, довольно странное для этой ситуации чувство.

Облегчение и чувство благодарности.

Богу.

За то, что отвел от огромной беды…

– Спасибо Тебе, Господи! Спасибо за все! Как же Ты меня от аборта отвел?! Я ж так боялась, – судорожно шептала Динка, глядя на темнеющее вечернее небо, усыпанное звездами. – Я же чуть на него не пошла.

И это было правдой.

Перед глазами, словно кадры кинофильма, пролетали самые страшные моменты ее жизни, которые при других обстоятельствах могли бы стать самыми счастливыми. Новость о беременности, о том, что будет двойня, ожидание малышей, их рождение…

Страх! Именно он, благодаря лжи матери, сопровождал Динку все эти годы. Страх за детей, за то, что ее невольный грех отразится на их здоровье. Страх за себя – за свою пропащую душу, которая так и не смогла разлюбить Сашу.

– Ну что я ей сделала? За что она со мной так?! – Дина вновь и вновь задавала эти вопросы в пустоту, искала ответы и не находила. – Нет. Я ему ничего не скажу. – Это решение пришло само собой. И казалось Динке самым правильным. Честным. Хотя бы по отношению к Свете и Саше. Они не должны платить за ложь матери. Хватит уже и того, что за нее сполна заплатила сама Динка.

– Я не имею права рушить чужие жизни. Нельзя кого-то так сильно любить! Потому что это не любовь. Это какая-то сердечная патология. Это лечится! Наверное… – Динку с новой силой захлестывало отчаяние. – Ну нельзя же так сильно от кого-то зависеть?! Я ведь жить без него так и не научилась!

Девушка смолкла. Отвела взгляд от неба. В памяти так и стояли библейские слова батюшки, которые он довольно часто произносил во время своих проповедей: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»

– Любовь не разрушает, – сама для себя подытожила Динка. – Нет, это нелюбовь.

Ночь окончательно вступила в свои права, когда заторможенная Дина вернулась домой. Свет был погашен. Тамара с Клавдией все еще были в больнице. Карина, по просьбе именинницы, вернулась на юбилей, чтобы быть там за главную. Валера отвез детей ночевать к своей бабушке, живущей на соседней улице, – желания оставлять их под одной крышей с Тамарой у него не было. Да Дине и самой пора было собираться. Чтобы уйти из жизни этой семьи. На этот раз уже точно навсегда. Она многое могла понять и простить, но смотреть в глаза матери после того, что та с ней сделала, – это было выше ее сил.