Эмма Скотт - Не оставляй меня

Только мы. Наша кожа плавилась вместе, создавая присутствие третьего, разделяя воздух, разделяя наши тела.

Его хватка на моих бедрах усилилась, и он поднял меня на себя. Перерыв в ритме нашего дыхания, когда он скользнул внутрь.

– Да, – его рот беззвучно произнес это, – да, вот так.

Я подалась вперед, прижавшись грудью к его изуродованному торсу. Мои руки обвились вокруг его спины, мои ноги обхватили его бедра, я вбирала его так глубоко, как только могла.

Джона обнял меня одной рукой за талию. Его другая рука скользнула по моему лицу, большой палец провел по моим губам. Наше дыхание снова стало синхронным. Мы не двигались, а только дышали.

– Ты, – прошептал он. – Ты… – все, что я знал, чувствовал или видел. Ты. Весь мир в моих руках.

Раскрывающиеся глубины его глаз. Твердое, тяжелое тепло его тела внутри меня. Мягкое, пульсирующее удовольствие, которое росло с каждым мгновением, пока не начало нас трогать.

Наши губы встретились в нежном, глубоком поцелуе. Вдохнув, я откинула бедра назад. Выдохнув, я подалась бедрами назад. Джона повторял за мной, покачивая своим тазом. Прилив, убывающий и прибывающий. Океанские волны мягко падали на берег, когда мы целовались и дышали вместе, с открытыми глазами, не прерывая контакта. Тяжелая боль удовольствия становилась все тяжелее, все сильнее.

– Кейс, – прошептал он.

Я запустила пальцы в его волосы, добавляя новые точки соприкосновения, новые связи. Я чувствовала его в каждой поре, в каждом вздохе и биении наших сердец. Я никогда в жизни не испытывала ничего подобного.

Он был целой Вселенной. Моя любовь к нему была так же безгранична. Слезы наполнили наши глаза, когда наши тела катились и скользили, приближаясь к горько-сладкому крещендо удовольствия. Слезы любви. Слезы потери. За те недели, что у нас были, и за те годы, которых у нас не было, за радость и смех, за душевную боль и горе. Слезы за этого одинокого мужчину и потерянную женщину, которую он спас. За нас и стремительно приближающееся время, в котором буду только я.

Я закрыла глаза, погрузилась в его поцелуй и отдалась оргазму. Он поднялся и прокатился сквозь нас, нежными медленными волнами вместо грохочущей лавины.

– Посмотри на меня, – прошептал он, – не останавливайся.

Я открыла глаза.

– Я люблю тебя, Кейси.

– Джона, – мои глаза видели только его. Мое дыхание было для его легких, мои слезы увлажнили его кожу. Мои руки были созданы, чтобы пробежаться по его волосам. Я была рождена, чтобы чувствовать его на себе вечно.

«Джона… Мой Джона…»

Я раскручивал трубку для выдувания. Стекло на конце было размером с детский шар для боулинга, но казалось, будто он весит тонну. Мое дыхание было неглубоким, отдавало хрипом в груди, теперь глубокие вдохи мне давались только сидя.

– Таня…

Она взяла трубку из моих рук и положила ее на рельсы, когда я тяжело опустился на скамью. Я снова принялся раскатывать и придавать форму. Мои руки налились свинцом, когда я взялся за домкраты и начал отпиливать изделие. Таня была там, ее руки в толстых рукавицах были сложены под выдувной сферой.

– Не делай этого, если тебе тяжело, – сказала она мне.

Я ничего не ответил. Мне было тяжело дышать, но я бы все равно не остановился. Стеклянный шар оторвался от трубы, и Таня ловко поймала его руками. Она отнесла его к печи, но он был слишком велик, чтобы она могла держать его, открывая дверцу.

Используя трубку для выдувания в качестве трости, я заставил себя встать и как можно быстрее пересек три метра. Я открыл дверцу печи, и Таня осторожно положила стекло внутрь, а я привалился к стене, задыхаясь.

Она сняла рукавицы, чтобы установить таймер охлаждения, и взяла меня за руки.

– Скажи мне…

У нас было постоянное соглашение, у меня и моего круга общения. Они не спрашивали, нужна ли мне помощь, а я в свою очередь обещал сказать, когда она мне понадобится.

– Я в порядке, – сказал я, и это было правдой. Мое сердце бешено колотилось в груди, неровно и быстро, но постепенно успокаивалось. Мои легкие втягивали все больше и больше воздуха, и, наконец, я смог оттолкнуться от стены.

Таня взяла меня под руку и помогла. Мы вместе заглянули в стеклянную дверь печи.

– Дело сделано, – сказал я. На это уходило по два часа в день в течение четырех дней, но изделие было закончено.

– Это твоя лучшая работа, – пробормотала Таня.

– Потому что любить ее – это лучшее, что я когда-либо делал.

Мы закрыли все, убрали рабочий стол и направились к раздвижным входным дверям. Я остановился и повернулся, вбирая в себя пространство, которое казалось мне вторым домом.

– Ты что-то забыл? – спросила Таня.

– Нет. Я просто…

«Прощаюсь».

– …пытаюсь запомнить здесь все, – я посмотрел на свою помощницу. В ее глазах стояли слезы, – ты позаботишься о последнем изделии?

Она кивнула.

– Для меня было честью и привилегией работать с тобой.

– Взаимно, Таня. Жаль только, что я не могу остаться и посмотреть на твою блестящую карьеру.

– И мне тоже, черт возьми, – яростно сказала она и обвила руками мою шею, – хотя я не уверена насчет того, что она будет блестящей…

Я был уверен. Она подала заявление в студию Чихули в Сиэтле. Я знал, что представитель Дейла получил мое рекомендательное письмо и что они были «чрезвычайно увлечены» работой Тани. Я был уверен, что они скоро уведомят ее, чтобы назначить интервью и дадут время в студии.

Я мог бы сказать ей, чего ожидать, но некоторые моменты должны были быть прожиты, как только они случатся. Например, когда она откроет то письмо из студии…

Я знал это.

Однажды утром Джона не спеша встал с постели, а потом добрался до кухни, не останавливаясь, но уже это заставило его положить руки на стойку и отдышаться. Бо́льшую часть дня он провел в кресле в гостиной.

Скорость ухудшения его состояния приводила меня в ужас. Секунды ускользали, унося с собой наши мгновения. Я боролась, чтобы удержать их. Сделать из них нечто большее, чем страх, горе и агонию.

Потеря Джоны была мучением, и если я остановлюсь, чтобы подумать, даже на мгновение, это убьет меня.

Я должна была продолжать двигаться. Идти вперед, ради Джоны и ради меня. Я отвечала на телефон, давала ему лекарства и готовила еду. Брала его с собой в душ, помогала вымыться и помыть голову, а потом помогала выйти. Я сделала из этого кокетливую игру, но тело Джоны уже было не в состоянии сделать что-то еще, кроме нескольких теплых поцелуев.

Я уволилась с работы в «Цезаре» несколько недель назад и жила на последние деньги, полученные от Rapid Confession. Эти средства тоже заканичвались, но теперь у меня не было ни малейшего шанса покинуть Джону. Если я потеряю свою квартиру, так тому и быть. Сейчас я жила у Джоны, а потом – туманное потом – у меня было много друзей в Лас-Вегасе, к которым я могла бы приткнуться, пока не встану на ноги.