Джоанна Лэнгтон - Укрощенная гордость

— Давай, обвиняй во всем меня! — с негодованием швырнул в ответ Франко.

Полетт вновь обернулась к окну, почувствовав, что из глаз ее вот-вот ручьем потекут слезы.

— То, что произошло у нас с тобой… — повторила она. — Ты понимаешь, ведь этим же занималась и моя мать — и главным образом во все том же «Ред Холле», где она, как правило, отлавливала себе любовников. Самые страшные мои кошмары воплотились в реальность. Я почувствовала себя такой же, как и она, и это ужаснуло меня…

— Да я ведь едва к тебе прикоснулся! — безжалостно прервал ее Франко.

— Да не твое поведение заставило меня так переживать! Меня испугало то, что я с такой легкостью потеряла контроль над собою… то, что мне самой вдруг захотелось заниматься с тобой любовью. — Голос Полетт сорвался.

— Я бы предпочел услышать историю твоего брака, — жестко напомнил ей Франко.

Она судорожно вздохнула.

— Во время свадьбы, перед первой брачной ночью, Арманд жутко напился. И так продолжалось потом чуть ли не каждую ночь. Я решила, что в этом моя вина… что после тебя он просто не может заставить себя прикоснуться ко мне. А он и не пытался избавить меня от этих сомнений! — задыхаясь, призналась Полетт. — Это был сущий ад. Когда он возвращался домой, то запирался в своей комнате, а когда я попыталась поговорить с ним, он надолго замкнулся… Ни о какой физической близости не могло быть и речи.

Франко разразился столь гневными проклятиями, что Полетт вздрогнула.

— Он не стал обращаться за советом к сексопатологу, — продолжила она, — да и вообще не хотел хоть как-то на это реагировать. Он просто отказывался признавать существование такой проблемы…

— Так какого же черта ты не бросила его? — прорычал Франко.

Рыдания с трудом позволяли Полетт говорить.

— Из чувства вины. Я полагала, что во всем повинна только я сама. И, лишь заболев, Арманд признался, что он импотент… и что он никогда не испытывал физического влечения к женщине… У некоторых людей, говорят, полностью отсутствуют сексуальные эмоции, и, мне кажется, Арманд как раз и относился к их числу. Я не верю, что он был гомосексуалистом, хотя еще до нашей женитьбы ходили такие слухи. И его ужасало, что в кругу семьи и среди друзей появилось подобное мнение… потому-то он на мне и женился. Он использовал меня как ширму. Чтобы люди перестали болтать…

— И этого подонка ты называешь своим лучшим другом?

С уст Полетт сорвался горький смех.

— Но он же действительно был другом, пока я не вышла за него.

— А у тебя никогда не возникало стремления уйти?

— Нет, ведь он был болен, — прошептала Полетт.

— Ты же ничего ему не была должна. Он узнал про меня еще до того, как женился на тебе. Ты предоставила ему право выбора. А что он позволил выбирать тебе?

Полетт вытерла залитые слезами глаза.

— Ничего, — призналась она.

Франко прижал ее к своей широкой груди.

— Ты была столь юной и наивной, а я — столь нахальным, — горячо прошептал он. — Мне никогда и в голову не приходило, что ты могла испытывать в тот злополучный день. Я не верил, что после этого ты все равно выйдешь за него. Ты как-то сказала, что я и не представлял, какой вред тебе причинил… и ты была права. Я думал лишь о победе… Давай спустимся на пляж, — вдруг нежно прошептал Франко.

Полетт удивленно заморгала.

— На пляж?

— В этом доме я задыхаюсь. Она печально улыбнулась.

— Ты хочешь, чтобы я отправилась на пляж в таком одеянии?

Франко стремительно развернул Полетт спиной и рванул вниз молнию на ее платье.

Задыхаясь от возбуждения, вдруг охватившего ее, Полетт вытащила из шкафа ярко-розовый купальник и сунула ноги в пляжные туфли. Она почувствовала себя удивительно свободно и беззаботно, когда, выйдя на террасу, увидела Франко. Тот уже переоделся в джинсы и не забыл прихватить с собой бутылку шампанского из ведерка со льдом и бокалы, что стояли возле их кровати.

Он обхватил рукой ее обнаженные плечи.

— Пойдем.

— А как ты поступил с той туфелькой, которую я оставила на пороге, убегая от тебя шесть лет назад? — с удивлением услышала Полетт свой собственный голос, когда они уже подходили к берегу моря.

— Трудно сказать. Куда-то засунул.

— О!

— А ты полагаешь, что я оправил ее в золото и заключил в хрустальную шкатулку?

— Это были одни из моих самых любимых туфель…

— А как ты сама поступила с оставшейся?

— Выкинула на помойку.

— Вот ты какая, — заметил Франко с доброй иронией. — Выходит, я оказался сентиментальнее тебя.

— Я думала, ты станешь издеваться над Армандом.

— С какой стати? Это вовсе не смешно. Он причинил тебе много боли, которой ты отнюдь не заслужила. Но я не садист. Хотя еще пару недель назад меня бесила сама мысль о том, что ты была счастлива с ним. Но за две недели многое изменилось…

— Да, — согласилась Полетт почти шепотом.

— Мне вот только до сих пор страшно хочется узнать, за что ты меня тогда так возненавидела?

— Ты же предложил мне шикарную жизнь в обмен на то, чтобы я ублажала тебя во время твоих странствий! — выпалила Полетт. — Это же настоящее оскорбление!

— Не мог же я вечно сидеть в Англии. Мне хотелось, чтобы ты всегда находилась рядом со мной. Что тут плохого?

— Ты вел себя нагло и самоуверенно. Как ты мог предположить, что я стану спать с тобой на таких унизительных условиях?

— Возможно, я мог бы объясниться с тобой более тактично, но я был зол на тебя и не уверен в своих собственных чувствах. Обжегшись на молоке, будешь дуть и на холодную воду… После Клаудии мне… не хотелось совершать новой ошибки. Я не собирался давать обещаний, которых мог не сдержать. А мне в тот момент и в голову не приходило, что ты все равно выйдешь замуж за Арманда Трампа. Мне казалось это невозможным после того, как ты чуть ли не растаяла как воск в моих руках…

— Ты ее очень… любил? — не смогла удержаться от вопроса Полетт.

— Кого?

— Клаудиу!

— Одно время я верил, что да. Сейчас мне кажется, что она могла бы оказаться лишь бесполезным трофеем. Как и Бонни, она была необычайно привлекательна, — тихо продолжал Франко. — Мой отец всегда «западал» на подобных женщин — таких, ради обладания которыми некоторые мужчины готовы на убийство. Душевные качества красоток в счет не шли. Может, поэтому я и выбрал Клаудиу… взыграло какое-то стремление к конкуренции с отцом. Я тогда гораздо сильнее походил на Карлоса, нежели мне хотелось в том признаваться.

— И тебя очень потрясло, когда… — начала Полетт.

Франко застыл и протянул навстречу ей руку.

— Замолчи, — нежно прервал он. — Я хочу тебя поцеловать.

Полетт беспомощно улыбнулась.

— Обычно ты не предупреждаешь меня об этом. Франко прижал ее к себе и мягко опустил на песок…