Дженни Колган - Летний ресторанчик на берегу [litres]

Нетрудно было понять, почему этот остров оказался таким привлекательным для орд викингов, захвативших его и давших ему имя, их бурная кровь до сих пор текла в венах горожан. Ни один из вестминстерских политиков никогда не бывал на Муре. И очень мало жителей Эдинбурга добиралось сюда. Это была маленькая, существовавшая сама по себе точка на самой северной оконечности обитаемого мира.

Когда они приблизились к заливу, туман начал подниматься, открывая ярко раскрашенные дома, стоявшие вдоль порта и образовывавшие главную улицу. Еще ближе – и Флора заметила, что дома выглядят слегка обветшалыми, краска на них осыпалась под северными штормами. Один магазинчик – порывшись в памяти, Флора сообразила наконец, что это аптека, – был закрыт, он выглядел грустным и пустым.

Выходя из автобуса, Флора нервничала. Как отнесутся к ней люди? Она ведь понимала, что не слишком хорошо вела себя после похорон. Совсем нехорошо…

Ничего, это ненадолго, утешила себя Флора. Она пробудет здесь какую-нибудь неделю… И вскоре опять вернется в большой город, чтобы наслаждаться летом, сидеть посреди толпы на Саут-Бэнк, назначать никчемные свидания, пить жутко дорогие коктейли, ездить в ночном метро… Быть молодой в Лондоне… Конечно же, это лучшее место в мире!

Само собой, первым человеком, с которым она встретилась, оказалась миссис Кеннеди, ее старая учительница танцев, – она была древней старушкой уже тогда, когда Флора была еще девочкой, но глаза ее оставались все такими же синими и пронзительными.

– Флора Маккензи! – воскликнула она, указывая на Флору своей тростью. – Вот уж не ожидала!

«Я теперь солидная лондонская служащая, – напомнила себе Флора. – Я много работаю, я профессионал, я абсолютно нормальный взрослый человек, мне уж точно не четырнадцать лет!»

– Здравствуйте, миссис Кеннеди, – машинально пропела она.

Флора на больших процессах сидела рядом с известными адвокатами, принимала участие в судах над по-настоящему плохими людьми, которых ничуть не боялась. Но миссис Кеннеди была чистым ужасом. Флора до сих пор не забыла ни единого танцевального па, хотя теперь могла показать свое искусство разве что на вечеринках, где люди так напивались, что просто не в состоянии были его оценить, – и понемногу Флора теряла ловкость.

– Значит, ты вернулась?

– Я… я здесь по работе, – промямлила Флора, понимая, что эта кроха информации облетит весь остров еще до того, как она доберется до фермерского дома.

– Хорошо, – кивнула миссис Кеннеди. – Рада это слышать. Они нуждаются в присмотре.

– Я не это имела в виду, – возразила Флора. – Я действительно по службе… У меня работа. В Лондоне. В очень крупной фирме…

Мысленно Флора крепко выругалась. Какого черта она решила, что сможет произвести здесь впечатление?

– Ох, а хорошо ли это будет? – фыркнула миссис Кеннеди. – Ну, кое для кого – да, уверена.

И она поспешила к маленькому причалу со всей той скоростью, какую позволяли ей измученные артритом ноги.

«Боже-боже», – снова мысленно произнесла Флора. Она знала, что после тех похорон ее имя не слишком уважительно упоминают на Муре, но она и не воображала, что все настолько плохо. Ее внезапно охватила тоска по ее ужасной, маленькой лондонской комнатке, по успокаивающему гулу метро, по вагонам, набитым незнакомыми людьми…

Рыбаки посмотрели на нее, когда она проходила мимо. Сдержанные по природе, они просто кивнули Флоре, и она кивнула в ответ, остро осознавая, как громко стучат колеса ее чемодана по булыжной мостовой. Она ощущала, как за ее спиной кто-то выглянул из двери, но когда оглянулась, то никого не увидела. Она опять вздохнула.

В западном конце главной улицы дорога раздваивалась, и одна ее часть вела к холмам. Большинство домов сгрудились в восточной части, у порта, здесь же впереди лежали фермы.

Солнце ярко освещало поля, когда Флора шла по старой, изрытой ямами дороге – к дому, чей приземистый силуэт обрисовывался на фоне холмов. Серые камни сверкали под солнечными лучами, скрывая внутренний беспорядок. Дом ее детства.

Пересекая грязный двор, Флора сосредоточилась. Отлично. Спокойно. Быть профессиональной. Собранной. Она никому не позволит взвинтить ее. Все должно пройти…

– Ой-ой!

– О черт, да это Флора? Как она растолстела! Разве ее узнаешь?

– Дверь надо расширить!

Флора зажмурилась.

– Заткнитесь, мальчишки! – ответила она, ужасаясь и в то же время испытывая облегчение.

Если они так хамят, значит не слишком злятся. Так ведь?

Ее братья Иннес и Финтан выскочили из двери. Иннес был высоким и светловолосым, как их мать, широкоплечим и красивым. Он был женат, но недолго и теперь как можно больше времени проводил со своей маленькой дочерью. Рядом с ним стоял Финтан, худощавый, темноволосый и нервный. И наконец, вслед за ними появился Хэмиш, невероятно огромный, ему всегда доставалась самая тяжелая работа.

Но отца с ними не было.

Парни насмешливо обняли Флору, а она так же насмешливо похлопала их по плечам. А потом Флора заметила, что они испытывают такую же неловкость, как и она сама.

Фермерский дом был старым, построенным без особого плана. Темные коридоры вели в разные комнаты. При хорошем ремонте он мог бы стать исключительным, из его окон открывался вид на море, лежавшее за землями фермы, главной заботой здесь были овцы и коровы. Маленькие выносливые овечки с коротеньким хвостом не слишком много ели, но давали при этом крепкую и мягкую шерсть, которую отправляли ткачам на другие острова и на материк, а потом делали из нее высококачественный трикотаж, одеяла и тартаны, а здешние коровы прекрасно доились.

В ясные дни казалось, что и яркое синее небо, и темно-зеленые поля заполнены маленькими пушистыми облачками. Ближе к морю почва становилась песчаной, а в воде у берега водились мидии.

Флора следом за братьями вошла в дом.

И на секунду на сердце у нее стало невыносимо тяжело А когда она шагнула в холодный коридор, ее чуть не сбило с ног нечто огромное, лохматое, хрипло лающее.

– Брамби!

Пес ее не забыл, он явно был вне себя от радости, увидев Флору; он прыгал вокруг и подвывал, изо всех сил изливая на нее свой восторг.

– Ну хоть кто-то рад меня видеть, – сказала Флора.

Братья пожали плечами.

– Ну, чего уж тут…

Потом Иннес предложил поставить на огонь чайник, а Флора отдала ему свою куртку и опустила на пол дорожную сумку, оглядываясь вокруг и думая: «О боже, боже…»

Пожалуй, это было даже хуже, чем она ожидала.

Большая кухня располагалась в задней части дома, она смотрела на залив, солнца в ней хватало. Но казалось, что время здесь остановилось. Все было в пыли, в углах радостно копошились пауки. Флора положила маленькую сумку на кухонный стол, тот самый огромный стол, который видел множество схваток – иногда физических, если у мальчишек выпадало такое настроение, – и рождественских вечеров с бабушками и дедушками, дядями и тетями со всего острова. Стол наблюдал и за девичьими мечтами, на него падали слезы, когда домашнее задание оказывалось слишком трудным, за ним играли во что-нибудь, когда погода вынуждала людей не выходить из дому – разве что накормить животных. За этим столом ели консервированные супы, когда начинались шторма и ложился снег и паромы не могли добраться до острова. Здесь страстно рассуждали о независимости Шотландии, и политике, и вообще обо всем, что приходило на ум. А отец сидел тихо, читая, как всегда, «Фермерскую неделю» и требуя, чтобы его оставили в покое с бутылочкой эля после чая, который всегда пили в пять часов. Ложились рано.