Медина Мирай - Река моих сожалений [litres]

– Нет, спасибо, у меня есть.

– Лишним не будет, поверь.

Я оглянулся, чтобы в последний раз убедиться в отсутствии Роллинса.

Безусловно, этот подсевший на иглу бедолага был готов отдать мне свой товар как можно дешевле – об этом кричали и его пугливый взгляд, и костлявые дрожащие пальцы, и невинная поза. На миг я увидел в его блестящих огнями клуба глазах себя: маленького беспомощного человека, зависимого от яда безжалостных крохоборов, делающих огромные деньги на таких, как мы, – измученных преградами слабаков и охотников за легкой жизнью, в итоге становящихся рабами.

Это заключение было истинно верным и очередным намеком свыше остановиться. Шум клуба, возгласы веселящихся людей и неожиданная жажда новых ощущений раскромсали мимолетное стремление встать на истинный путь.

– Хорошо, – согласился я. – Идем в туалет.

Небольшие бежевые кабинки не всегда служили истинному назначению: чаще они скрывали нетерпеливых извращенцев или таких, как я.

Мы зашли в первую свободную кабинку. Закупщик вывернул карманы наизнанку, неаккуратно достал белую пластиковую баночку и открыл крышку. Со дна на меня смотрело около десяти таблеток.

– Как тебе такой формат?

– Очень удобный. Я возьму на пробу?

– На пробу?

– Конечно. – Я ухмыльнулся. – Или ты думал, что я просто так заплачу тебе за подделку или какие-нибудь конфеты?

Он недовольно фыркнул и нахмурился. Напряженное молчание и злобный взгляд стали одобрительным ответом. Я высыпал себе на руку одну таблетку, принюхался и облизнул назло своему продавцу.

– Идет.

Сделка оказалась ужасно выгодной. Заплатив, я спрятал баночку в карман. Продавец поспешил уйти сразу, как только выхватил у меня купюры. Он нараспашку раскрыл дверь. За ней меня ждал Колдер.

У Колдера не было слов. Случайно увидев меня с наркотиками, он выбежал из уборной, осознав, что я не только конченый наркоман, но и лжец.

От страха и растерянности я не сразу побежал за ним. Что я могу сказать? Ни одно оправдание не поможет мне вновь принять образ безвинного человека, и ни одно извинение не смоет с меня ложь.

Я вышел в зал и оглянулся. Глупо было искать его в толпе, но вдалеке, у двери, ведшей в коридор с крохотными гримерками, я увидел его. Он скрылся за дверью.

Я двинулся вслед за ним с совершенно пустой головой: лишь нарастающая паника и стремление вернуть Колдера двигали мной. Я не мог подобрать ни одного слова, чтобы объясниться.

В коридоре с гримерками было темнее, чем в зале, но теплый свет из приоткрытой двери одной из комнаток так и зазывал войти туда. С гремящим от страха сердцем я распахнул дверь. Колдер ждал, повернувшись ко мне спиной. Он уперся руками в стол, словно едва стоял. А может, так и было.

– Зачем? – выдохнул он, обернувшись. – Зачем ты это, черт возьми, делаешь?

Я опустил голову, как побитый пес.

– Ты же говорил, что будешь лечиться, – его голос был до слез жалок. – И в Айдахо наркотики не принимал, но стоило вернуться, как ты продолжил!

– Да, продолжаю принимать. Да, понимаю, что медленно умираю. Да, я не остановлюсь, потому что не вижу в этом смысла.

Уж если вскрывать правду, так полностью. Больше и нечего сказать.

– Да какой, черт возьми, ты хочешь видеть смысл в том, чтобы не убивать себя? – Я впервые видел Колдера таким. Впервые за все время нашего знакомства я разглядел на его лице злость, и лишь сведенные от переживаний брови давали мне понять: он ведет себя так потому, что я дорог ему. Но я не унимался:

– Я хочу жить своей жизнью. Она моя, понимаешь? Может, мы и вместе, но давай, пожалуйста, не лезть в личные вопросы друг друга.

Зачем я это говорил? Ведь сам же чувствовал, что это все неправильно. Причина заключалась в злости. Своевольный внутренний эгоист проснулся не вовремя и теперь требовал свободы, сметая все, что вставало у него на пути.

– Я остаюсь в деле с Кристианом. Не хочешь играть в его фильме – не играй. А мне нужны деньги.

«Ты решил меня сегодня добить?» – спрашивало его выражение лица.

– Но они есть у меня, – он смягчил тон. – Я могу помочь тебе в этом.

– Не хочу быть зависимым от чужих денег. И если сейчас себя не займу, то станет только хуже.

Я чувствовал ревность Колдера. Она пожирала его, как пламень – бумагу, пропитанную керосином. Он сел на скрипучий стул и убрал волосы с лица. Ответ, вопрос, просьба, крик, печальное заключение – казалось, все одновременно вертелось у него на языке.

Он поднял голову. Подступившие слезы блеснули в свете лампы. Я дрогнул, когда слеза скатилась по его щеке и он сжал губы.

– Почему ты плачешь? – Я должен был что-то сделать, но, будучи лжецом и эгоистом и осознавая этот малоприятный факт, убедил себя, что недостоин даже смотреть на искреннего и честного Колдера. Я сам себе был омерзителен.

– Я не знаю, – признался он. – Я… ничего не могу сделать. Не знаю, как тебя осчастливить, как признать себя самого, как тебя уберечь от неверных поступков, как не бояться быть собой, как стать свободным. Я ничего не знаю. Я совершенно беспомощен.

Чем больше он говорил, тем больше слез заполняло его глаза.

– Колдер. – Я не выдержал и подошел к нему, чтобы обнять, готовясь быть заслуженно отвергнутым и услышать слова, означающие конец нашей короткой любви.

Но Колдер не сопротивлялся. Так, в молчании, я простоял, пока в зале не взревела толпа, требовавшая выхода следующего участника.

Почему-то мои руки не хотели его отпускать. Я ловил последние секунды тепла его тела, прежде чем он отстранится и уйдет. Отчего-то прощание с ним, когда он готовился уйти, вызвало во мне слишком много бушующих эмоций, но я постарался успокоиться и выйти. Ему нужно время на подготовку.

Спустя пять минут Колдер вышел на сцену с гитарой.

С теплой улыбкой я вспомнил нашу первую встречу: этот клуб, его песню, дивный голос и наш спор. Судьба свела нас так неожиданно, и я до сих пор не верил, что знаю такого необыкновенного человека. Кто-то там, на незримых небесах, отнесся ко мне благосклоннее, чем я этого заслуживал.

Лишь одно в те секунды тревожило меня – его слова «как стать свободным». Вероятно, так он завуалировал свое стремление к отваге, чтобы быть собой, но тон, которым он поделился своим переживанием, был иной, непривычный.

О какой же свободе он говорил?

Свист микрофона ударил в уши, и пьяные зрители сжались.

– Извините. – Колдер слегка пошатывался, но улыбался. – Меня зовут Колдер. Давненько я здесь не выступал. Перед началом номера я хотел бы сказать пару слов одному человеку…

Сомнений не было: он говорил обо мне.

– Я еще помню то время, когда был ребенком, но однажды забуду и стану как все – лишенным жалости и понимания. Нас всех это однажды ждет, но я хочу, чтобы ты, мой аноним, никогда не забывал о своем прошлом и был собой. Прошу, стань редчайшим исключением и люби себя. Ведь именно благодаря такой любви раскрываются глаза и начинается истинное познание прекрасного.