Дора Коуст - Однажды ты не ответишь

— Мадам, выпейте, и вам полегчает, — пододвинула ко мне таблетки и стакан с водой Леони. — Что ж вы так? Этот сыр в большом количестве лучше не есть. Его и нарезают очень тонкими слайсами, да и то алкоголем запивают, потому что не каждый желудок выдержит…

Я не пошла. Я полетела к ближайшему санузлу, чтобы рассказать унитазу о том, что сегодня путешествовало по моему желудку. И вот честное слово, мне было совершенно неважно, нужна ли унитазу эта информация, потому как словесный поток было не остановить.

— Мадам? — раздался голос Клеменс по ту сторону двери. Телефон мой садился, а потому подсвечивать себе экраном было затруднительно. Темно, как в за… Как в лесу ночью. — Мадам, я вам свечку принесла.

— Не нужно. Я уже выхожу, — тяжело вздохнула я, мысленно приказывая желудку и кишечнику быть сильными и не бурчать. Если еще и с другой стороны откроется словесный поток, это будет финиш.

Электрик приехал через три часа. Не знаю, что его задержало, да мне было и неважно. Я настолько адаптировалась к темноте, что уже спокойно ходила по дому без свечей, не сбивая при этом напольные вазы и статуэтки. Правда, до того момента, пока я привыкла к вынужденной слепоте, урон имуществу Антуана уже был нанесен нешуточный. Я даже отмазку успела придумать: пусть вычтет стоимость из моей несуществующей зарплаты, которую я, между прочим, в руках так и не держала.

— Вы нашли проблему? — поднялась я со ступенек в холле.

Все это время сидела там и ждала. Ждала приезда Антуана на самом деле, но и проблема с электричеством была мне не безразлична.

— Да, но устранить ее сегодня он не сможет. Кто-то перерезал провода за территорией дома. Нужна вышка. Да и заменять провода лучше по дню, — ответил мне Кристоф, снимая с себя теплую кофту.

Отчаяние подкатывало к горлу наперегонки с тошнотой. Я бы и на луну повыла, но за плотными тучами ее невозможно было отыскать.

— Шли бы вы спать, мадам. Время уже позднее, — остановился мужчина рядом со мной.

— Вы идите. Я тоже сейчас пойду, — с честным взглядом соврала я, усаживаясь обратно на ступеньки.

Так мы и сидели — я, осколок от тарелки, что спрятался за вазой, и свеча, чей огонек легонько танцевал.

Услышав звук въезжающей на территорию дома машины, я резво подскочила с места и направилась к дверям, чтобы распахнуть их, встречая супруга. За эти секунды никак не удавалось решить: ругать его, что так поздно, да еще и не позвонил, или жаловаться на то, как мне плохо.

Сердце стучало, барабаня свой дробный ритм. Хотелось крепких объятий, скромного поцелуя в висок. Хотелось, но машина не принадлежала Антуану.

Навстречу мне из автомобиля выбрался Брис Руссель.

— Мне жаль, — шепнул он и виновато отвел взгляд в сторону.

Мне жаль, что сердце продолжает стучать, даже если в него беспощадно вонзили нож.

Я ненавидела кладбища. Еще со дня маминой смерти я ненавидела кладбища.

Угрюмый серый мир, где мертвые цветы чернеют день ото дня. Где темные тучи пронизывают небо, обрушаясь на землю холодными каплями дождя. Где мрамор словно лед, а птицы громко и отчаянно кричат, приветствуя смерть. Где люди не сдерживают слез и пытаются жить дальше, не веря, что дорогого им человека больше нет. Не понимая, что к нему больше нельзя будет прикоснуться. Не осознавая, что знакомый до боли голос больше никогда не прозвучит.

Я ненавидела кладбища с их пафосным спокойствием и временем, которое будто застыло, но до кладбища нам еще предстояло добраться.

Прошло уже пять дней с тех пор, как Брис Руссель заявился к нам в дом и рассказал мне о том, что Антуана больше нет. Я не верила его словам. Не хотела верить, когда смеялась во весь голос и ругала его за очередную плохую шутку, но он не врал. Я чувствовала это где-то на подсознательном уровне, тогда как сердце, проклятое сердце верить не хотело.

В эту ночь мы пили. Почти до самого утра, потому что пускать меня на место аварии этот немолодой мужчина отказывался категорически. Говорил, что смотреть там просто не на что. Официальная версия — водитель не справился с управлением и на трассе на большой скорости въехал в столб, но верить в этот бред я отказывалась.

Не знала, хорошим ли водителем был Люк, но навряд ли он допустил бы подобное. Да и то, что водитель был не пристегнут, наводило на определенные мысли. Ведь Люк вылетел из машины через лобовое стекло и остался жив, хоть и получил многочисленные переломы, тогда как Антуан так и находился в автомобиле, который загорелся. Пожар поглотил его заживо. Скорее всего, он на тот момент уже был без сознания. Возможно, ударился головой, но точно нам смогут сказать только утром после вскрытия, которого я так сильно ждала.

Просто хотела услышать, что все это ошибка. Безумно желала, чтобы Антуана просто не было в машине, а на его месте был кто угодно, но только не он.

Но это был он. В шесть утра Брис привез меня к серому зданию, что находилось почти на отшибе, и это был он. Нет, я не видела лица. Все, абсолютно все тело было обезображено пожаром, но лоскуты костюма, запонка, часы, бляшка от ремня. Я знала их, и они принадлежали Антуану, который обманул меня — так бессовестно и нагло. Он ведь клялся любить меня вечно, но наше вечно продлилось всего сутки.

— Ульяна, пойдемте, — осторожно взял меня за плечи Брис, пытаясь увести.

А я не видела. Не видела и не слышала ничего и никого вокруг. С неимоверным трудом удерживалась от истерики, что подступала к горлу вместе с тошнотой. Но плакать было нельзя. Я просто не имела права забиться в угол и пореветь.

Теперь я за все отвечала. Должна была, просто обязана стать взрослой — по щелчку пальцев, по случайной нелепости. Вся ответственность ложилась на меня, а я ощущала себя потерянным ребенком. Желала бы бросить все, взять маму и уехать к чертовой бабушке, чтобы лелеять свою израненную душу, но не имела права. Просто не имела права.

Туман.

Внешне все эти пять дней я оставалась спокойной. Не могла позволить себе плакать, потому что была уверена: Адель еще хуже. Нет, она тоже не проливала слез. Эта умненькая девочка восприняла страшную новость настолько адекватно, насколько это вообще можно было сделать.

Я утешала себя мыслью о том, что дети в силу возраста воспринимают такое легче, но дала себе обещание поговорить с девочкой, как только это кутерьма закончится. Я должна была уверить ее в том, что я никогда ее не брошу. В том, что она всегда будет моей Адель.

Не знаю, что бы я делала, если бы мама все-таки улетела обратно. Она сама пожелала отменить самолет, который Антуан арендовал специально для нее. Все воспоминания об этом мужчине словно острые иглы вонзались в сердце. Добрый, щедрый, любящий и любимый. Мне так его не хватало. Он бы с легкостью справился со всем свалившимся, в минуту решил бы все проблемы, но я не он, хоть и пыталась соответствовать.