Дора Коуст - Однажды ты не ответишь

— В замок бессмертного герцога, — посмотрела я на них, полностью уверенная в своих решениях. — И нужно отправить туда наших горничных, чтобы они навели порядок хотя бы на первом этаже.

— Уленька, может быть, ну их? Давай отдадим им все, пусть подавятся. А сами домой и Адель с собой заберем, а? Это ведь все чужое, не твое, — попыталась образумить меня мама, обращаясь по-русски.

За эти дни она отлично научилась понимать французскую речь. По крайней мере, суть услышанного уловить могла. Они даже с Адель пробовали разговаривать на этом языке, хотя все чаще беседовали на русском. Была благодарна маме за то, что она не оставляла девочку ни на минуту. Организация похорон занимала большую часть моего времени.

— Нет, мама. Все это было важно для Антуана. — Голос мой дрогнул на имени мужчины, но уже по-французски я добавила: — Брис, мне нужно, чтобы ваши спецы нашли, куда поступает сигнал с камер. Не думаю, что у них очень большой радиус, если они беспроводные. Кристоф, вам задание я уже дала. Все остальные — собираем вещи.

Это была война.

Кладбище.

Я ненавидела это место всем сердцем, но до него мы еще не добрались. Сначала нам предстояло пережить отпевание в церкви. Перед входом стоял катафалк, который больше походил на квадратный микроавтобус.

Так много людей.

Они подходили к нам с Адель, выражали свои соболезнования, но я не знала большинства из них. Некоторые из присутствующих были у нас дома в день свадьбы, но сейчас я даже не могла вспомнить их имена. Все мои силы уходили на то, чтобы просто не разреветься. Дрожь пронизывала кожу, а я все крепче прижимала к себе Адель. Она была тем единственным, почему я все еще держала себя в руках.

Свечу на закрытый гроб после речи священника пришлось ставить мне. У Антуана не было родственников, кроме Адель. Родители его давно умерли, а кровные родственники если где-то и были, то Адель и наши домочадцы ничего о них не знали. Мне было трудно, сложно, просто невозможно, но, стиснув зубы, я делала все, как полагается. Антуан это заслужил.

Всем присутствующим раздавали брошюры с песнями, но петь вместе со всеми я просто была не способна. Если бы проронила хоть слово, истерика завладела бы разумом, а такой роскоши я себе позволить не могла.

В конце церемонии на всю церковь заиграла песня «Районы-кварталы» группы «Звери». Меня попросили выбрать любимый трек покойного, но я не знала, какие песни он слушает. Просто не успела узнать, а потому притащила этот, скачав его на диск с интернета. Никто все равно не понимал ни слова, зато Адель понравилось. Она сказала мне, что папа был бы доволен.

Кладбище захотели посетить все присутствующие. Все это время в церкви Андрэ Морель и Жозеф Фуко пытались прорваться ко мне, но Брис, мама и Клеменс не давали им этого сделать. Я была им благодарна, потому что единственное желание, которое посещало меня при виде них, — послать этих убийц лесом.

Темным лесом.

Ночью.

В самую задницу.

Я держалась до самого конца. Гроб уже закопали, знакомые и друзья Антуана постепенно разошлись к своим машинам и автобусам, которые мы заказали, а я так и продолжала стоять у памятника. Адель, мама, наши домочадцы и Брис не отходили от меня ни на шаг.

— Ульяна, все будет хорошо, — говорила девочка, крепко удерживая мою руку в своих ладошках.

Это я должна была ее успокаивать. Это я должна была обнимать ее и заверять, что у нас все будет хорошо. Но это делала не я, а эта маленькая умненькая девочка, которая была взрослой даже больше, чем я.

— Конечно, — улыбалась я ей, а ноги буквально приросли к земле. — Идите к машинам, я сейчас приду, — попросила я их всех, понимая, что больше не могу. Просто не могу.

Едва они скрылись за поворотом, я просто сломалась. Упала на колени, вонзаясь пальцами в мокрую от дождя землю, и завыла, как воет волчица, которая потеряла своего волка. Говорят, что лебеди любят один раз и на всю жизнь. Когда умирает их пара, лебеди тоже умирают, и я бы умерла, не представляла, как дальше, уже не представляла, потому что Антуан вдруг стал кем-то большим, кем-то, кто важнее моей собственной жизни, но у меня оставалась Адель. Разве я могла ее бросить?

— Я не думала, что однажды ты мне не ответишь… — прошептала я, проглатывая слова, захлебываясь рыданиями.

— Ну все-все, Ульяна, все, — пытался поднять меня на ноги Брис, но стоять я не могла, а потому мужчине пришлось взять меня на руки.

Я ехала на заднем сиденье его машины, тогда как остальных вез Кристоф. За время пути до нашего дома я пришла в себя, немного привела в порядок нервы и одежду, но сердце продолжало захлебываться болью.

Еще немного. Оставалось продержаться совсем немного — всего лишь пережить поминки. Так легко на словах, но так трудно в реальности.

Дом наш все еще выглядел обжитым, но на самом деле еще сегодня утром Кристоф и Брис перевезли остатки наших вещей. Я даже одежду Антуана забрала. Просто не смогла оставить здесь. Для меня это означало, что я вычеркиваю его из своей жизни, а я не могла. И навряд ли смогу когда-нибудь.

Привести в порядок первый этаж замка — приказ, который тоже казался легким в исполнении на словах, но по факту девочки-горничные в замке дневали и ночевали. Еще в первый же день они позвонили и попросили у меня вызвать им в помощь клининговую службу, но я не доверяла никому, а потому уже через час мы всем честным семейством появились в замке в обнимку с чистящими средствами, тряпками и швабрами.

Уборка без отдыха спасала меня в эти три дня. Она не давала думать, закапываться в собственных мыслях, и именно благодаря ей я вырубалась, едва доползала до кровати. Выкладывалась на двести процентов, нагружала себя работой и заботами, потому что вспоминать было слишком больно. Слишком больно для меня.

— Ульяна, простите, я понимаю, что сейчас не место и не время… — вынырнул откуда-то из-за угла Жозеф Фуко.

— Вы совершенно верно понимаете, — отчеканила я, даже не останавливаясь, но мужчина догнал меня и приноровился к моим шагам.

— Вы обещали подумать о продаже акций…

— Я обещала подумать, но не говорила, что стану забивать свою голову мыслями о продаже. Наоборот, у меня лично к вам есть дельное предложение. Продайте мне ваши акции. Насколько я поняла, вы принимаете в жизни компании самое пассивное участие.

— Вы что? Не в себе? — он даже остановился от негодования, но, очнувшись, снова настиг меня в конце коридора. — Мы не будем продавать вам наши акции!

— Вы можете говорить только за себя. Не стоит приплетать к своему мнению месье Мореля. Он как раз таки уже обдумывает мое более чем щедрое предложение, — остановилась я у двери в кабинет Антуана. Там и собиралась скрыться на пару с бутылкой вина, потому что находиться на поминках вместе со всеми было выше моих сил.