Вера Колочкова - Как убежать от любви [litres]

– Не знаю. Я просто слушаю вас, и все… А что дальше было?

– Ну, что было, что было… Сашка ушел, с тех пор мы с ним не общались. А на меня вдруг девчонка одна обратила внимание… И не просто девчонка, а дочка генерального директора. Мариной ее звали. Ну, у меня голова и закружилась… И не просто закружилась, а лихорадочно соображать начала, трепыхаться от потенциальных жизненных перспектив. Тут надо еще добавить, что с перспективами в принципе было плохо, потому что везде пошел этот всеобщий раздрай… НИИ стали закрываться один за другим, всех на улицу выкидывали без выходного пособия – живи, как хочешь. А Маринкин отец быстро наизнанку вывернулся и на базе разваливающегося НИИ коммерческую фирму организовал. И мне там тоже местечко светило – не самое последнее… То есть Маринка мне на это обстоятельство намекнула и обещала с отцом сама поговорить. А если, мол, у нас с ней и в дальнейшем все срастется, то любящий папа и гораздо большие перспективы для зятя откроет… А кому ж тогда перспектив не хотелось? Всем хотелось… На фоне всеобщего-то депрессняка? Тут, знаешь, или пан, или пропал… Своя рубашка к телу ближе… То есть я тогда так подумал, что она ближе…

– Значит, вы эту Марину все-таки выбрали, да? А маму…

– А с мамой мне надо было поговорить, да… Хотел как-то по-доброму разойтись, чтобы без обид… Но не успел я с ней поговорить. То есть не получилось по-доброму… Она меня опередила, понимаешь? То есть обрадовать хотела…

– Она вам сказала, что беременна?

– Да, сказала. А я испугался ужасно. Повел себя, как сволочь последняя. Даже накричал на нее… И ведь не признался в том, что у меня с Маринкой отношения завязались, а по-своему всю ситуацию перевернул… Мол, рано нам сейчас ребенка заводить, и все такое… Что НИИ разваливается, что скоро без работы останемся, что кругом бардак и беспредел творится… И визжал, как испуганный поросенок: какой ребенок, ты что, с ума сошла? Чем мы его кормить будем? Как растить? И в конце концов потребовал, чтобы она сделала аборт… Помню, она так отчаянно плакала, просила меня… Говорила, что очень любит, что вместе мы справимся… А я был холоден и жесток. И даже ультиматум поставил – или я, или ребенок. И она согласилась на аборт, сломал я ее тогда… Вернее, думал, что сломал. И даже сам в больницу с вечера отвез… И видел, как она из больничного окна мне рукой помахала… И ушел. Утром ей аборт должны были сделать…

Зоя вдруг представила себя на месте мамы, поежилась. Какую ночь она тогда провела в больнице? О чем думала? И как пришла к решению оставить ребенка? То есть ее, Зою, оставить жить…

– Прости, Зоенька. Наверное, тебе это все очень тяжело слушать… Но я честен перед тобой, рассказываю все, как было. Или не надо больше?

– Почему же? Надо. А потом… Что было потом?

– А потом мама исчезла. Я ведь даже в больницу за ней не пришел. То есть не знал, что она сбежала оттуда… И не приходил… И не звонил… Решил, что она и сама не хочет меня видеть после всего. Подумал – пусть… Так даже лучше. Без объяснений обошлось. А потом до меня дошли слухи, что она вообще из города уехала… С тех пор я ничего о ней не слышал…

– Да, мама тогда уехала на Север, в Надым. Там ее двоюродный брат жил, дядя Женя. И я там родилась, и даже в школу там пошла… А потом бабушка заболела, и мы с мамой вернулись, стали вместе с ней жить, в этой квартире. Потом бабушка умерла…

– Трудно жили, да?

– Не знаю. Трудно, наверное, но я на себе этого не ощущала. Мама как-то не жаловалась, всегда такой веселой была… Я однажды спросила у нее, где мой папа, а она посмотрела так удивленно-весело и говорит: а разве нам с тобой вдвоем плохо? Ведь нет? И ничего так и не объяснила… Да я больше и не спрашивала. Нет папы и нет, подумаешь. Да у нас в школе, помню, у половины класса отцов в семье не было… Нет, я никогда не страдала этим вопросом, правда. Мне как-то мамы хватало. Так что…

– Да, я понимаю тебя, Зоенька. Так мне и надо, что я еще могу сказать… И правильно, что ты меня презираешь, да…

– Но я вовсе не…

– Презираешь. Так и должно быть. Хотя бы за то презираешь, что я вел себя по отношению к твоей маме как подлец и предатель. Что я не хотел ребенка. То есть тебя не хотел… Вернее, хотел, чтобы тебя не было… Да если бы я знал, что ты… Что ты все-таки есть… Фу, глупость сейчас говорю, да? Просто волнуюсь очень. И еще… Я очень счастлив сейчас, Зоенька… Ты не понимаешь даже, как я счастлив… Ведь у меня нет своих детей… Марина сначала не хотела, а потом не могла… И вообще, не сложилось у нас ничего хорошего, не стали мы близкими друг другу. Разбежались в разные стороны.

– А сейчас она где? Снова замуж вышла?

– Нет. Она умерла четыре года назад. Я с мамой сейчас живу, она совсем старенькая. Работаю много… Работой и спасаюсь…

– А отчего снова не женились?

– Не получается как-то. Наверное, я не создан для счастливого брака. И знаешь, я ведь часто твою маму вспоминал… Вот ты говоришь – она веселая была, улыбчивая. И я это помню… И во сне она часто ко мне приходит… Наверное, это была та самая женщина, которая судьбой мне была предназначена… Вторая половинка… А я не понял, не разглядел… Нет, не так, я сам себе сейчас вру! Все я понял, все разглядел, да только совсем другой путь выбрал. Молодой был, амбициозный…

– Ну, зато карьера в гору пошла, ведь так? Это был ваш выбор. Всегда ведь что-то выбирать приходится. А мама и без вас счастливо жила, она по природе такая – просто счастливая. Знаете, как говорят? Если хочешь быть счастливым – будь им… Вот и мама такой была…

– Да. Ты права, наверное. А скажи… Сашку она любила? Ведь они вместе были последние годы, как мне Сашка сказал?

– Конечно, любила. И он ее любил. Им хорошо было вместе.

– Надо же… Что ж, лучше поздно, чем никогда… И еще… Спасибо тебе, Зоенька, что ты решила меня найти. Мне Сашка сказал, что ты сама так решила… Спасибо.

– Мама, когда умирала, просила вас найти. Может, я сама бы и не решилась.

– Жалеешь теперь, да?

– Честно? Не знаю… Не поняла пока. Ничего внутри не ощущаю. Никаких волнительно горячих дочерних чувств. Ничего, кроме неловкости и неудобства. Но, наверное, это первое время… Потом все само собой придет… Не обижайтесь, что я все это говорю, ладно?

Она и сама понимала, что слишком жестока сейчас. Что ему очень тяжело слышать про отсутствие «горячих дочерних чувств». Но ничего другого сказать не могла. Почему так обидно стало за маму, так больно…

Он отвел глаза в сторону, вздохнул тяжело. Показалось, черная тень пробежала по его лицу, но он заставил себя улыбнуться, заговорил тихо и виновато:

– Да, я понимаю, все понимаю… Да и не претендую, в общем… Права не имею… Одно тебе могу сказать – я счастлив! И все сделаю для того, чтобы… Чтобы стать тебе настоящим отцом… Компенсировать, так сказать…