Уинтер Реншоу - P.S. I Dare You. Я бросаю тебе вызов

Но теперь мне уже лучше.

Особенно потому, что Колдер, похоже, пытается начать все с чистого листа. Если эта тенденция продолжится, и его намерение действительно окажется искренним (а у меня пока нет причин считать иначе), может быть, следующие четыре недели будут не такими уж плохими?

– Верно, – говорю я. – Хорошо, я буду ждать, пока вы перешлете мне эти отчеты.

Я не могу отделаться от ощущения, что он хочет сказать еще что-то. Он не стал бы приходить сюда и рассиживаться здесь только ради того, чтобы сказать мне, что пришлет мне несколько отчетов для подведения итогов, верно?

– Что-нибудь еще? – спрашиваю я, дергая мышкой своего компьютера.

– О, вот вы где, сэр, – в дверях возникает изящная фигурка Лилли. – Марта ищет вас. – Она смотрит на меня и с интересом прищуривается. Колдер встает.

– Я скоро перешлю вам эти документы.

Лилли ждет, пока он удалится, потом врывается в мой кабинет и закрывает за собой дверь.

– Почему ты все еще здесь сидишь? Я думала, ты собираешься уволиться сегодня.

Я опираюсь подбородком на основание ладони.

– Я пыталась.

– В каком смысле – пыталась?

Мрачно вздохнув, я качаю головой.

– В моем контракте есть соответствующие пункты на этот счет. В общем, полагаю, я застряла здесь еще на четыре недели, так что… вот.

Она смеется в нос.

– Это не так уж плохо, верно? Я имею в виду, по крайней мере на него приятно посмотреть.

– Ну да. И это, конечно, искупает все.

Лилли закатывает глаза.

– Я просто пытаюсь найти во всем этом светлую сторону. Ну, хоть какую-то.

– И спасибо тебе за это.

Она постукивает по белому циферблату своих наручных часов, потом резко выдыхает через уголок рта.

– Эх, через пять минут у меня конференция с Лондоном по «Скайпу». Выпьем сегодня вечером? Мне кажется, ты что-то недоговариваешь. Ты же терпеть не могла этого типа, а теперь сидишь тут, как будто тебе не важно, что тебя не отпускают.

– В общем-то и не важно. – Или, по крайней мере, не настолько важно, как мне казалось. В этом вся закавыка с эмоциями: когда они зашкаливают, то все вокруг предстает в искаженном виде. Теперь я немного остыла, а Колдер показал, что он способен сделать что-то хорошее для другого человека, а значит, у меня есть надежда, что все не так плохо.

– И все же… выпьем? – повторяет Лилли. – В «счастливый час» в «Лоури»?

Я киваю, и как только Лилли уходит, мне на почту падает сообщение. И еще одно, и еще. Я дважды щелкаю по первому вложению. На первый взгляд документ читается словно инструкция для магнитофона – не то чтобы я когда-нибудь действительно читала эти инструкции. Я просто помню, что мой отец всегда использовал это выражение, если что-то ставило его в тупик. Хотя, если вспомнить, его постоянно что-нибудь приводило в замешательство, скорее всего потому, что он почти никогда не давал себе труда думать и учиться.

Я пролистываю первый отчет. Полных двадцать семь страниц. Я достаю из ящика стола блокнот и ручку и приступаю к работе, мысленно ведя отсчет времени до «счастливого часа».

Выйдя из офиса отцовской компании сразу после шести часов вечера, я чувствую себя так, словно вырвался из огненных врат преисподней. Бетонные джунгли никогда еще не казались мне такими приятными, а загрязненный воздух – таким освежающим.

Собрания. Стратегия развития. Введение в курс дела. Квартальные отчеты. Не знаю, кто, будучи в здравом уме, мог бы наслаждаться подобными вещами настолько, чтобы заниматься ими каждый день.

Мое утро началось с незапланированного знакомства с моей новой ассистенткой и продолжилось тем, что отец таскал меня из кабинета в кабинет, представляя меня главам различных департаментов – все они оказались пожилыми белыми мужчинами в дорогих костюмах, с редеющими волосами, при каждом наличествовала убийственно красивая ассистентка. И это доказывает, что отец застрял рассудком в том мире Безумно Богатых Людей, который так любят описывать беллетристы.

Но все это уже не здесь и не сейчас, потому что я намереваюсь заскочить в «Лоури», выпить двойной виски и отправиться домой.

Должен сказать, что я наконец-то постиг концепцию «счастливого часа». Не то чтобы я не понимал этого раньше – у меня просто не было ни необходимости, ни желания ее понимать. Но теперь я от всей души сочувствую этим бедолагам в деловых костюмах.

Богиня Удачи улыбается мне: едва войдя в бар, я замечаю свое любимое местечко в дальнем конце стойки. Сбросив пиджак и перекинув его через локоть, я пробираюсь через полупьяную толпу. Сегодняшняя барменша мне незнакома – должно быть, новенькая, – но плеснуть на два пальца «Макаллана» не так уж и сложно.

– Привет, красавчик, – немедленно здоровается она со мной, чуть наклоняясь вперед, так, что верхняя часть ее груди выглядывает из свободного выреза-лодочки ее блузки. Сиськи у нее пышные, словно подушки. Глаза у барменши накрашены слишком сильно, а волосы взбиты на макушке в некое подобие вороньего гнезда – но я здесь не затем, чтобы судить о внешности других людей.

– Двойной «Макаллан», пожалуйста. – Я отвожу взгляд и озираюсь в поисках знакомых лиц. С тех пор как в начале года это место показали в каком-то дурацком реалити-шоу, состав посетителей сильно изменился. Теперь это в основном туристы. Местные перебрались куда-то, и я все еще пытаюсь определить, куда именно. Месяц назад хозяин бара сказал мне, что ни за что не подписал бы соглашение и не позволил бы телевизионщикам снимать здесь эту передачу, знай он все это заранее. Его семья владеет этим заведением с тридцатых годов двадцатого века, а он продал свою душу дьяволу за несколько минут громкой славы.

Мы все делаем ошибки.

Барменша возвращается со стаканом – похоже, виски она налила не на два пальца, а на все три, – и я протягиваю ей двадцать долларов. Нет смысла открывать счет, я не просижу здесь долго.

Взяв стакан и отпив глоток, я снова оглядываюсь по сторонам.

– Ни хрена себе, – бормочу я, не отводя край высокого стакана от губ. Я делаю большой глоток обжигающей янтарной жидкости и неотрывно смотрю на столик в углу.

Аэрин кивает сидящей напротив нее блондинке, убирая за ухо выбившуюся прядь волос. Ведя разговор, она активно жестикулирует. Выражение ее лица плавно меняется – от широкой улыбки до нахмуренных бровей: очевидно, то, о чем она говорит, заставляет ее испытывать самый широкий спектр эмоций. Девушку, сидящую напротив нее, я видел уже вчера вечером, а сегодня мне ее представили как Лилли Тредуэлл из отдела выплат. Рядом с ней примостился мужчина, который, похоже, не может сидеть прямо и постоянно наваливается на нее.

Жалкое и неприятное зрелище.

Женщины действительно могут воспринимать такое всерьез?