Эшли Элстон - 10 свиданий вслепую

Она переключается на другую песню.

– Вот стандартный пример морали «учись у старших». О старом аферисте, поучающем молодого, как лучше проворачивать аферы. Курево. Алкоголь. Поезд.

Теперь даже Чарли смеется.

– Ладно-ладно, – говорит он. – Но все же это хорошие песни.

Следующие тридцать миль мы слушаем плей-лист Чарли и пытаемся подобрать избитые клише к каждой из песен.

Наконец Чарли вытаскивает провод из телефона.

– Вы думаете, что заставили меня разочароваться в этих песнях, но это не так.

Оливия включает радио, и мы снова слушаем рождественские мелодии.

– Что такое с дядей Ронни? – спрашиваю я. – Он буквально бросился вон из кухни, когда бабушка принесла канноли.

Оливия хихикает.

– Он отказывается их есть.

– Почему? – спрашиваю я. – Это одно из коронных бабушкиных блюд.

– Это из-за нас, – говорит Уэс.

Я бросаю на него быстрый взгляд в зеркало, и он смотрит на меня.

– Нас? Что мы ему сделали? – спрашиваю я.

Чарли наклоняется вперед и отвечает.

– Помнишь, мы однажды нашли в папином аптечном шкафчике порошок, от которого срочно хочется в туалет?

– О господи! – восклицаю я.

– Угу, – говорит Уэс.

Первый год в школе, мы пытались наказать Злодеек Джо за что-то – я даже не помню, за что, – и решили, что будет забавно подсыпать немножко такого порошка в их напитки. Но вот насыпали мы его по ошибке в стакан дяди Ронни. Причем каждый добавил ему в стакан этого порошка, не зная, что остальные трое сделали то же самое.

Не нужно говорить о том, что дядя Ронни не мог выйти из туалета в тот вечер очень долго.

– Но это было лишь однажды! Три года назад! И канноли не имели к этому никакого отношения!

– Но помнишь, в тот вечер бабушка приготовила огромное количество этих канноли. И он их ел. И считает, что все случилось из-за них, – говорит Оливия.

– Какой кошмар. – Но я не могу не рассмеяться.

Чарли пожимает плечами.

– Больше из-за нас.

Уэс наклоняется вперед.

– Мы с Чарли пытались уговорить его поесть канноли в прошлом году, но каждый раз, когда мы упоминали о них, он буквально зеленел. – Уэс поворачивается к Чарли и говорит: – Помнишь, когда мы поспорили с ним на то, что «Святые» победят «Ковбоев», и выиграли, мы сказали, что ему придется съесть канноли?

– Да, и он заставил тетю Патрисию есть их за него.

Уэс встречается со мной взглядом в зеркале.

– Мы пытались излечить его от этой паранойи, но человек не собирался сдаваться.

– Он реально долго сидел в туалете, – добавляет Оливия.

– Кстати, о проделках, – говорю я. – Готовы признаться? Кто написал мне от имени Бена с нашей улицы то любовное послание?

– Оливия! – кричит Чарли.

– Чарли! – кричит Уэс.

– Уэс! – кричит Оливия.

– Однажды я узнаю, кто это сделал! – восклицаю я с усмешкой. – Вы все знали, что я сохла по нему. И я выставила себя полной дурой, когда подъехала на велике к его дому с блюдом, полным этого лаймового печенья, чтобы сказать ему, как мне понравились его письма.

За неделю до этого я помогала бабушке готовить это печенье для книжного клуба мамы Бэна, поэтому, когда получила письмо о том, как ему понравилось это печенье, я приготовила двойную порцию и отвезла его к его дому.

– Он выглядел как олень, ослепленный фарами!

Все покатились со смеху.

– Ладно. Я выясню и отомщу.

– А так как тебе нужно будет гулять с нами, чтобы выяснить это, я поддерживаю твое стремление к отмщению! – говорит Чарли и включает новую песню.

Свободный день

– Оливия, мы приехали.

Я слегка толкаю ее, чтобы она проснулась, а она продолжает отталкивать мою руку от себя. Она уснула где-то полтора часа назад, примерно через тридцать минут после Чарли и за тридцать минут до Уэса. Она потирает глаза и пытается осознать, где мы находимся.

– Софи, почему ты не разбудила меня? – спрашивает она сонным голосом.

Я паркуюсь на свободный пятачок у входа в приемное отделение.

– Ты не так долго спала, – отвечаю я.

Чарли потягивается на заднем сиденье и настолько громко зевает, что Уэс просыпается. За окном темно, и есть только свет от приборной доски.

– Прости, – бормочет Оливия. – Мне так стыдно, что ты все время вела сама.

Я качаю головой.

– Ничего страшного. Рада, что все немного поспали.

Оливия разворачивается на переднем сиденье, выглядывает в окно и говорит:

– Ребята, там, похоже, придорожное кафе. Хотите перекусить, пока ждем Софи?

Они согласно кивают, но все еще очень сонные. Я вылезаю из машины, а Оливия обходит машину и садится на водительское место.

– Вернусь через час, – говорю я им.

Оливия подстраивает сиденье под себя.

– Позвони нам, если нужно будет забрать тебя пораньше, – говорит она.

Уэс опускает свое окно.

– Тебе нормально идти туда одной?

– Да. Ку́пите мне что-нибудь поесть?

– Конечно. Что ты хочешь?

– Все равно. И кофе.

Оливия передает мне пакет с подарками, которые мы с ней купили.

– Не забудь.

– Спасибо, – говорю я и направляюсь к входу.

Останавливаюсь, когда вспоминаю, что забыла сказать Уэсу взять мне сливок для кофе, и вытаскиваю телефон. Они только что отъехали.

Слышу звук клаксона, даже при том, что окна в машине закрыты. Оливия так резко нажимает на тормоза, что слышен визг шин по асфальту.

О господи. Он забыл сменить мелодию на мой звонок.

– Я забыл сменить мелодию твоего звонка, – говорит он, взяв трубку.

Я смеюсь и не могу остановиться.

– Сливок… еще… пожалуйста, – говорю в конце концов.

– Нет проблем. Что-нибудь еще?

– Нет. – И я вешаю трубку.

Чарли опускает окно и вытаскивает голову.

– Вот теперь мы проснулись! Спасибо!

– Прости! – кричу им вслед.

Время слегка за полночь, и в комнате ожидания совсем мало людей. Встречать Рождество в больнице очень грустно. По женщине, сидящей за столом регистрации, видно, что она хотела бы быть сейчас где угодно, только не здесь.

– Что у вас случилось? – спрашивает она скучающим голосом.

– Я просто хочу увидеть мою сестру. Она сегодня родила. Как можно попасть на четвертый этаж?

Она показывает мне на лифт и подробно рассказывает, куда идти. Выйдя из лифта, вижу два знака. Один указывает в направлении комнаты Марго, а другой – в детскую реанимацию. Я не колеблюсь.

Через два поворота оказываюсь перед огромным стеклянным окном, в которое видно несколько пластиковых кювезов, точно таких, как на фотографии Анны.

Медсестра замечает меня. Она подходит к окну и спрашивает: «Кого вы ищете?». Ее голос звучит глухо через стекло.

– Анну Софию Графф!

Она кивает, потом подкатывает один из кювезов к окну, и я в первый раз смотрю на нее. Трубочки и провода на месте, но я их не замечаю, а вижу только ее прекрасное маленькое личико. Она крошечная, еще меньше, чем я ожидала.