Лора Тейлор Нейми - Библиотека потерянных вещей

– Думаю, подойдет. Хотя я никогда не понимала, почему эти странные сладкие напитки так популярны.

– Бабушка, у них есть и черный кофе.

Через пару минут мы вошли в полупустое кафе. Бабушка Уэллс заказала, как обычно, без кофеина, я же невидящим взглядом смотрела на доску меню. Марисоль уже угостила меня латте со льдом, и я чувствовала себя вполне удовлетворенной и сахаром, и кофеином.

Бариста повернулся ко мне:

– А для вас?

– Мне большой ромашковый чай, – вырвалось у меня, прежде чем я успела себя остановить.

Бабушка Уэллс села за ближайший столик на двоих напротив меня.

– Давно ли ты начала пить чай? Твоя мама всегда терпеть его не могла.

– Не так уж давно, бабушка.

Она достала из сумочка голубой конверт и крепко сжала его между пальцами.

– Не буду утомлять тебя разговорами ни о чем. – Бабушка шумно выдохнула. – Вот, пришло по почте несколько дней назад. – Она заметила, что наши напитки уже готовы, и, пока она ходила за ними, я не отрывала взгляда от таинственного прямоугольника. Очевидно, его было достаточно для того, чтобы в час пик выманить бабушку из Ла-Хойи.

Я взяла свой ромашковый чай, обхватив чашку ладонями так, как обычно обхватываю романы. Бумажная этикетка висела как подвеска.

– Дарси, это письмо из Таиланда. От твоего отца.

Самым странным было то, что я не плакала – просто не могла плакать. Ни в «Старбаксе», когда бабушка Уэллс развернула бледно-голубую бумагу. Ни потом, сидя на диване в гостиной, когда снова и снова перечитывала письмо. Мама была на работе, и мне впервые за долгое время не хотелось спрятаться в комфортном порядке своей комнаты, с любимыми книгами. Внезапное – бац! он живой! – появление папы смешало все у меня в мозгу. Я запуталась. Мне казалось совершенно естественным сидеть среди самого ужасного беспорядка, и места хуже нашей гостиной я не знала.

Я проводила кончиками пальцев по исписанной синими чернилами бумаге – одному из очень немногих здесь предметов, которых касался и папа. Глупо, да, но я все же поднесла письмо к носу, пытаясь уловить аромат экзотической страны, из которой оно пришло. Следя за каракулями, написанными с наклоном, я заметила, что букву «Л» папа выводил точно так же, как я. Что еще я от него взяла?

Дорогая Дарси!

Если ты добралась досюда, возможно, тебе хватит мужества дочитать до конца. Не было ни дня, когда бы я не жалел о принятых мной решениях. Я понимал, что нужно было поступить иначе, но что сделано, то сделано. Я остался в Таиланде из эгоистических соображений и успокаивал себя тем, что ты жила в безопасности и в достатке, окруженная любовью. Тогда я думал, что сделаю тебе хуже, если вернусь. Я лгал себе. От твоей бабушки я узнал, что ты выросла блистательной девушкой. Но я не имею к этому никакого отношения. Тысячу раз начинал я писать тебе и тысячу раз не мог закончить.

Я не достоин быть тебе отцом, а ты достойна совсем не такого отца, каким я был и какой я есть. Уже прошло достаточно времени, с меня хватит подлых поступков. И хотя права я не имею, я все равно спрошу. В следующем году я наконец приеду в Калифорнию. Мне очень хотелось бы с тобой познакомиться. У меня за долгие годы накопилось огромное количество причин извиниться, я бы хотел сказать все это лично. Решение принимать тебе. И если ты решишь, что это слишком – слишком больно или слишком поздно, – я приму твое решение. Но столько лет спустя я просто обязан был спросить.

Я сложила письмо, взвешивая каждое слово по одному, стараясь увидеть за их суммой живого человека. Но у меня не выходило. И ответить на вопрос, который он задал, я тоже не могла. В тот момент слова «папа» не было в моем огромном словарном запасе.

Два часа назад бабушка Уэллс подвинула лежавший на столе конверт ко мне и предложила взять письмо домой и поразмыслить над ним в одиночестве. Но когда это я в последний раз делала то, что предложила бабушка?

Она смотрела на меня, пока я читала; глаза мои оставались сухими, как пустыни, а выражение лица было невозмутимым и задумчивым. Бабушка тяжело вздохнула:

– Когда я увидела, что оно адресовано тебе, я едва в обморок не упала.

– Представляю себе, – прошептала я.

– По правде говоря, я ждала этого момента, хотя ты считала, что он никогда не выйдет на связь. – Бабушка провела пальцем по листу бумаги. – Даже если бы он не прислал письмо, настало время тебе кое-что узнать. Ты готова.

Я не смогла сдержать сердитого взгляда. Видимо, бабушка решила, что раз я готова сама платить по счетам, то, значит, готова и услышать суровую правду.

– Дарси, не забудь, пожалуйста, о моей гостевой комнате. Новая информация, скорее всего, сделает твою жизнь труднее и запутаннее, и, чтобы через это пройти, тебе понадобится чья-то поддержка. Я надеялась, что ты к этому времени изменишь свое решение насчет места жительства.

Она считала, что у меня не получится?

– Я решила денежный вопрос. Твоя гостевая комната просто конфетка, но я не знаю, что будет с мамой, если я перееду. Сейчас ей нельзя меня потерять. А появление папы… – Я потрясла головой. – Я только и делаю, что разбираюсь с родными, которые принимают неправильные решения. Ну, одним больше, подумаешь.

Бабушкины губы дрогнули, как будто кофе был слишком горячий, но она его даже не пила.

– Понятно. – Она теребила сережку с жемчужиной. – Дорогая, кое-чего о твоем папе даже твоя мама не знает.

Я чуть не поперхнулась ромашковым чаем.

– Отношения мамы и Дэвида были необыкновенно пылкими. Страстными – даже до неловкости – с самого начала.

Я вздрогнула. Кажется, сейчас я услышу лишние подробности.

– Еще и непостоянными. – Бабушкины тонкие пальцы метнулись в пространстве между нами. – Мы с твоим дедушкой, конечно, считали Дэвида достаточно умным парнем, но не теряли надежды на то, что его отношения с мамой угаснут. Они постоянно ругались. Не раз мы слышали, как они кричат друг на друга на подъездной дорожке у нашего дома и хлопают дверьми. Они друг другу не доверяли, ревновали, не давали друг другу спокойно жить. Мама по ночам рыдала. У меня всегда было такое чувство, что она себя потеряла, встретив Дэвида.

– Как это?

– До того как он появился, она всегда была сильной. Умная, сосредоточенная, с большим потенциалом, она во многом была такой, как ты.

Была ли я сильной и сосредоточенной? Возможно. Но все это, казалось, не имеет никакого значения сейчас, здесь, с бабушкой, когда возле моего стакана с чаем лежит этот листок бумаги пятнадцать на двадцать сантиметров.