Лора Тейлор Нейми - Библиотека потерянных вещей

– Не хочешь перед уходом заглянуть внутрь «Пайпера»? – спросил Эшер, когда мы складывали покрывала.

– Признаюсь, мне любопытно. Не могу сказать, что бывала внутри частного самолета.

– Подожди секунду. – Он разблокировал большую дверь справа и исчез внутри корпуса. Когда иллюминаторы кабины и салона осветились, Эшер высунул голову. – Заходи.

Я поднялась по ступенькам в салон. Четыре пассажирских кресла, обтянутых гладкой кожей медового цвета, стояли лицом друг к другу. Эшер уже сидел на капитанском месте слева. Я пролезла вперед, на сиденье справа.

– Ничего себе! Он даже больше, чем я думала.

– Это одна из причин, по которой отец выложил за «Меридиан» кучу денег. Мы используем его для семейных отпусков. Моя сестра, Эйвери, уехала учиться в Бостон, в Колледж Эмерсон. Когда она приезжает, мы путешествуем вместе.

– Эйвери тоже летает?

Эшер наклонил голову:

– Все Флиты умеют летать. Папа считает, что по-другому и быть не может. Мама и Эйвери не захотели получать лицензии пилотов, но обе могут посадить эту игрушку в непогоду и без диспетчерской вышки.

– Ух ты, круто. И безопасно, – добавила я.

В кабине нас со всех сторон окружали лампочки, кнопочки и рычаги. Три светящихся монитора, размером с экран ноутбука каждый, располагались перед нами. Я бросила взгляд вниз: с моей стороны тоже был штурвал, только поменьше, и педали – точно как у Эшера.

– Самолетом можно управлять и с моего места?

– Конечно. Я впервые взялся за штурвал, сидя на твоем месте в старом «Пайпере-Уорриоре». – Эшер указал на пол. – Вот эти нужны, чтобы управлять самолетом во время рулежки. А это тормоз. Важная вещь. – Эшер коснулся центральной части, легонько постучал по ряду рычагов. – А здесь у нас рычаги управления дроссельной заслонкой.

Я показала на бесконечные циферблаты и переключатели на приборной доске и над головой:

– Как ты все эти приборы и штуковины различаешь?

Эшер усмехнулся:

– Благодаря этим штуковинам ты не падаешь. Ты их учишь до тех пор, пока они не начинают мерещиться тебе в утренней каше. Спустя некоторое время уже знаешь все как свои пять пальцев. – Он повел плечом. – Как те истории и слова у тебя в голове. Если бы я мог заглянуть внутрь, то мне все это показалось бы не менее сложным и пугающим.

Теперь настала моя очередь рассмеяться, но вдруг мне в голову пришла одна мысль:

– Тяжело тебе здесь? Сейчас?

– Я часто сюда прихожу, чтобы побыть одному, подумать. Я не соврал, когда сказал, что это место, где я счастлив. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Тяжело ли мне сидеть здесь, когда у меня есть лицензия пилота, разрешающая поднять эту малышку в воздух, но нет возможности летать из-за состояния здоровья?

– Да-а. – Почему мне так легко с ним говорить?

– Поначалу я даже на летном поле не мог находиться. Но я поправлялся, и меня все сильнее тянуло в небо. Я скучал по этому самолету. Мое любимое время дня здесь – после заката, когда все стихает и вышка прекращает работу. – Он провел рукой по ободку штурвала. – Мои мечты – здесь. Не собираюсь больше их бояться. Глобальные планы изменились, но я знаю, что вернусь к полетам – в том или ином виде. Сидя на этом месте я, насколько это возможно, близок к своей мечте.

Его слова взмыли ввысь, легкие и свободные, как сама надежда, и мягко коснулись поверхности моей кожи: отскок, отскок, скольжение. Но они причинили мне боль, обожгли, потому что кое в чем я все еще не хотела признаться – не могла – самой себе. Сидя в полночь в кресле второго пилота, я была слишком близка к тому, что боялась назвать даже мечтой.

Не то чтобы я никогда не мечтала о нормальной семье, о будущем, о возможности кого-нибудь любить. Просто я столько времени тратила на борьбу с заполонившим мою жизнь хламом, столько времени пряталась. Мечты приходили, поселялись внутри. Когда это случалось, я жила в новом доме, чистом и свободном. Я целовала принца и танцевала с героем, возможно даже с похожим на Эшера Флита. Но мне приходилось выселять эти мечты. Изгонять. Как я могла держать настоящую любовь в сердце невидимки?

Эшер… Он был почти у цели. Требовалась лишь цепочка из семи здоровых дней – и можно снова в полет. А я – в таком же кожаном кресле, с теми же рычагами управления под руками и ногами – я была бесконечно далека от взлета.

Не по-настоящему. Понарошку. Выдыхай. Между тем я заговорила о безопасном – и в то же время опасном.

– Спасибо еще раз за вечеринку. И за кексы. – Я осторожно подняла на него глаза. – Я знаю, почему ты их принес. Нам очень понравилось.

Мягкая, ровная улыбка.

– Хороших друзей найти сложно, такое стоит отметить. Твой рассказ был… – Я видела, что Эшер подбирает слова. Он постукивал по подбородку, скользил взглядом по кабине, вглядывался в наклонные окна, приспособленные для полета.

Моего запаса слов хватило бы на двоих, но я просто сказала:

– Знаю. Знаю, каким он был и какой он есть.

– С того самого дня я хочу тебя кое о чем спросить.

– О чем?

– Вы тогда рассказали мне, как отпраздновали день рождения в школе. Но ты ничего не сказала про то, что было, когда ты пришла домой. Ну, ты понимаешь… Что твоя мама?..

Воспоминания нахлынули, я прикрыла глаза:

– Мама спохватилась только тогда, когда было пора забирать меня из школы. Я села в машину, мама была в слезах. Она привезла купленные по дороге в супермаркете кексы. – Я беспорядочно жестикулировала. – Она как могла старалась загладить свою вину, даже сводила меня на ужин в ресторан, а потом в торговый центр. – Она не знала другого способа утешить.

– Ого, – поморщившись, сказал Эшер.

– С тех пор она ни разу не забывала. Сегодня, или уже, наверное, вчера, она подарила мне вот это. – Я показала серебряный браслет с подвесками.

– Красивый, – сказал Эшер. – А что твой отец?

Все мое тело напряглось, как будто на коже застегнули молнию с головы до пят.

Видимо, Эшер что-то заметил, потому что он, вздрогнув, наклонился ко мне:

– Извини, это что, деликатная тема? Тяжелый развод или что?

– Мои родители не были женаты. У них были токсичные отношения. Мой отец уехал работать в Таиланд еще до того, как узнал о маминой беременности, и назад так и не вернулся. – Я обращалась к ровным рядам циферблатов, что были у меня перед глазами. – Он знает обо мне, но никогда меня не видел. – Клянусь, я буквально слышала, как Марисоль настоятельно советует мне рассказать Эшеру про маму. Про накопительство. Но я…

Эшер вздохнул, да так громко, что мои мысли отступили.

– С прошлой недели, – сказал он, – я все твержу о своем отце и о том, как он злится из-за моей аварии. О том, что я его разочаровал, и о всяких «если бы». А ты, оказывается, со своим отцом даже не знакома.