Шейла О'Фланаган - Пропавшая жена [litres]

В комнатах оказалось неожиданно чисто, поэтому Имоджен быстро с ними справилась и смогла заняться ванными комнатами. Она была поражена, что в ванной при спальне нет ни одной личной вещи – совсем ничего, кроме выдавленного тюбика от зубной пасты, который лежал на полочке над раковиной. Правда, в главной ванной картина была уже другая: здесь на полочках боролись между собой за свободное пространство баллончики пены для бриться, бутылки дорогого шампуня и различные средства для ухода за собой для мужчин. Она изучила их не без интереса. Винс никогда не увлекался всякими метросексуальными штучками – он в жизни не купил бы средство для увлажнения кожи, и, хотя у него был лосьон после бритья, которым он сбрызгивал лицо, ему было решительно все равно, какой он марки. А вот Делиссанджи любили себя побаловать: две бутылочки от «Герлен» соседствовали с «Диор Омм» и «Тьери Мюглером», а рядом с ними поблескивали «Клиник».

Имоджен стало интересно: кто же из них женат? Оливер или Чарльз? Трудно было представить себе солидными женатыми мужчинами тех мальчишек, которых она когда-то знала, с которыми бегала наперегонки по пляжу и играла в футбол в саду.

Хотя я-то тоже замужняя женщина, напомнила она себе, бросив мимолетный взгляд на безымянный палец на левой руке. А когда-нибудь стану разведенной женщиной. И это, несомненно, свидетельствует о том, что я уже взрослый человек.

Закончив с уборкой ванных, она пошла вниз. Работа спорилась, она быстро управлялась в каждой комнате и уже собирала свои вещи и моющие средства, когда вдруг обратила внимание на какое-то пиканье, идущее из кладовой. Заглянув в нее, они увидела, что стиральная машинка закончила цикл. Очевидно, они решили стирать сами, пока живут здесь, подумала она, и открыла дверцу машинки. Раз уж она все равно здесь, то вполне может развесить белье.

В машинке было в основном постельное белье и полотенца. Имоджен переложила белье в пластмассовую бельевую корзину, стоящую около машинки, и понесла ее на улицу. Встряхивая и вешая простыню, она была буквально оглушена ароматом кондиционера с запахом лаванды – он моментально унес ее в прошлое, в те времена, когда они с Чарльзом и Оливером играли в пиратов, а развешанное во дворе белье раздувалось на ветру, словно паруса их пиратских кораблей. Они носились между этими простынями, прятались и путались в них. А потом они заставили меня идти по доске, вспомнила она и ухмыльнулась. Вот же маленькие засранцы!

– Привет.

Имоджен резко обернулась, уронив прищепку, которую как раз собиралась прикрепить к наволочке.

– Оливер, – проговорила она и сама удивилась, как странно звучат теперь для нее английские слова.

– Так точно, – он продолжал говорить по-английски.

– Надеюсь, в доме уже достаточно чисто, и вы сможете отдыхать спокойно.

Как ужасно официально я разговариваю, подумала она. Но я просто не знаю, как себя вести. Если мы выросли оба в Ирландии, сейчас, скорее всего, мы бы обнимались, хлопали друг друга по спине и, не умолкая, рассказывали бы друг другу обо всем, что произошло с нами за то время, что мы не виделись, словно и не было этой разлуки. Но здесь все по-другому.

– Бывать в своем втором доме всегда приятно, – сказал Оливер.

– Разумеется.

– Но это очень странно – снова встретить тебя, Имоджен. И встретить вот так.

– Ничего странного, – поспешно сказала она. – Я же просто пошла по стопам своей матери. Ваш дом оказался в списке моих заданий на сегодня. Вы все вернулись? Хорошо провели время?

– Пока здесь только я, – ответил он. – Чарльз и Жюстин уехали утром. Жиль с другом поехали в Бильбао на несколько дней.

– Так ты, значит, сиротинушка, – улыбнулась Имоджен.

Он выглядел озадаченным.

– Ну совсем один, – пояснила она. – Прости, ты так хорошо говоришь по-английски, что я думала, ты все знаешь.

– Не так хорошо, как ты по-французски, – заметил он. – Но с тех пор, как вы нас покинули, у нас не было языковой практики.

– Не уверена, что была такой уж хорошей учительницей английского, – она повернулась и продолжила вешать белье.

– О, не знаю, не знаю. Я помню очень многое из того, чему ты меня учила. Например, «да ладно?!» – хотя, мне кажется, это выражение никто не понимает.

Имоджен рассмеялась: «Это такой способ по-ирландски выразить удивление и сказать “да ты шутишь!”».

– А, – кивнул Оливер. – Значит, я использовал его неправильно двадцать лет. Что ж, теперь я наконец понял смысл.

– И какими были эти двадцать лет? – спросила Имоджен. – Хорошими, надеюсь.

– Как качели, – ответил он. – Как всегда и у всех, то вверх, то вниз. А у тебя, Имоджен? Для тебя прошедшие годы были хорошими?

– Как качели, – повторила она с улыбкой.

– И ты вернулась в Ондо… Это качели вверх или вниз? – поинтересовался он. – Должен признаться, я был совершенно ошеломлен, когда увидел тебя на прошлой неделе. Мы с Чарльзом буквально глазам своим не поверили. Честно говоря, не уверен, что мы были достаточно вежливы.

– Это был шок, я понимаю, – сказала она. – Для меня самой это тоже было в какой-то степени шоком. Я почему-то думала, что вы продали дом.

– Жиль замучил нас вопросами о тебе и о том времени, которое ты провела с нами, – признался Оливер. – Был просто поражен, когда узнал, что ты здесь жила.

– Ну сейчас это действительно кажется слегка нереальным, – согласилась Имоджен. – Но знаешь, когда я развешивала простыни, я вспомнила, как мы играли в пиратов.

– Точно! – воскликнул Оливер, и лицо его просияло. – Оставить, матросы!

– Отставить, – поправила его Имоджен. – Да уж, сегодня я вряд ли смогла свободно разговаривать на пиратском сленге…

– Пираты… это было весело, – сказал Оливер.

– Да, если не считать того, как вы с Чарльзом позвали меня и заставили идти по доске, – заметила Имоджен.

– По доске, – он бросил взгляд в сторону бассейна, потом повернулся к ней с виноватой улыбкой: – Я помню.

Они положили над водой лист фанеры и заставили Имоджен по нему идти. Разумеется, фанера под ней проломилась, и она свалилась в воду, полностью одетая.

– Мама ужасно рассердилась, – напомнила она Оливеру. – Я же переодевалась уже в третий раз за день.

– Прости, что мы причинили тебе столько неприятностей, – сказал он, но глаза его лукаво блеснули. – Как же здорово вспоминать те дни! Давай выпьем вместе по стаканчику на террасе и повспоминаем еще немножко?

– О, не думаю, что это хорошая идея, – она взялась за бельевую корзину. – Я же здесь по другому поводу. Все изменилось, Оливер. И мне нужно делать свою работу.

– Как же оно все ТАК изменилось, что ты вернулась, чтобы работать у Рене Бастараша? – спросил он. – И почему вообще, кстати, вы тогда так резко сорвались с места?