Стелла Чиркова - Журналистка

Устав от потока желающих дать рекламу, но постоянно ошибающихся кабинетом, на двери повесили табличку: «Частные объявления принимаются в соседнем кабинете». Как-то раз зашел мужчина лет сорока и поинтересовался:

- Простите, пожалуйста, а что означает: «Частные объявления принимаются в соседнем кабинете»?

Пока Инга пыталась придумать, как объяснить, что это означает именно то, что написано, он добавил:

- Это на вашей двери такая табличка висит. Я читал-читал, не понял. Я хочу объявление подать от частного лица.

Много приходило откровенно сумасшедших. Одна интеллигентная старушка наносила регулярные визиты раз в неделю под вечер, у секретарей хранился телефон ее дочери - звонили, и она забирала матушку. Пожилая дама, уверяющая, впрочем, что ей «уже пятьдесят скоро», жаждала издать мемуары своего покойного супруга, майора (она уверяла, что по духу - настоящего генерала) за счет ИЦ, а заодно сделать серию передач об этом замечательном человеке или хотя бы просто рассказать о его жизни сотрудницам холдинга. С собой старушка приносила тортик и чашку, рассчитывая на длительное дружеское чаепитие - ей было все равно, с кем именно, - и ее «распределяли» каждый раз в разные комнаты, чтобы занять до прихода дочери. Дочь приносила второй торт, рассыпалась в извинениях и благодарностях.

- Вы бы ее к себе забрали, что ли, - как-то проворчала Нина Михайловна, когда слушала историю славного майора в триста пятнадцатый раз, а дочь задержалась на работе и явилась только через два часа, - она ведь одна живет, оттого и чудит.

Молодая женщина неожиданно расплакалась. Нина Михайловна вовсе не была злой, и тут же устыдилась.

- Извините, я не хотела вас обидеть. Инга, принеси водички, пожалуйста.

- Не надо, все в порядке. Вы совершенно правы. Меня Аней зовут.

- Аня, давайте успокоимся, маму вашу сейчас наша секретарь чаем поит, посидите, попейте с нами чаю.

Инга сбегала к соседям и принесла горячий чайник. Аня вытирала слезы.

- Я просто не знаю, что делать. Я боюсь, что мама окончательно впадет в маразм и однажды забудет, кто она и где живет. Останется на улице, и никто к ней не подойдет, у нас же всем друг на друга наплевать. Сумку у нее тут же выхватят вместе с документами и деньгами - и она просто умрет, как бомж, под забором. Но не могу же я закрыть ее дома!

- А жить вместе вы не можете? - вылезла Инга.

Нина Михайловна неодобрительно на нее посмотрела, но смолчала.

- Нет, не можем. У нас с мужем однокомнатная квартира, он хочет ребенка и категорически против идеи съехаться с мамой, хотя она предлагала продать наши две квартиры и купить двушку. Но муж считает, что надо жить отдельно от родителей, что родители только мешают, особенно если будет ребенок - бабушки его только портят. А на сиделку денег нет - я мало зарабатываю, а он говорит, что сиделку надо брать больным, парализованным, а мама передвигается и даже сама себя обслуживает. - Аня сдерживала слезы.

- Зачем вы с ним живете с таким? - не сдержалась Инга.

- Инга! - гневно воскликнула Нина Михайловна, но Аня только грустно улыбнулась:

- Не все в жизни так просто, Инга. Ты еще молоденькая девочка, тебе кажется, что ты обязательно встретишь принца, самого красивого, умного и замечательного, и он будет исполнять все твои желания, и даже их предугадывать. Все девочки мечтают. Я тоже об этом мечтала. Только потом понимаешь, что ждать принца можно много лет - реальные же мужчины имеют недостатки, и надо со многим смириться, многое стерпеть, - тогда у тебя будет семья. Иначе останешься одна.

- Я не буду терпеть! - упрямо возразила Инга.

Нина Михайловна и Аня улыбнулись. Инга хотела обидеться, а потом передумала.

- Зато именно я, молоденькая и глупая девчонка…

- Про глупую никто не говорил, - перебила Аня.

- Думали. Я же вижу. Так вот, именно я, молоденькая и глупая девчонка, знаю, как решить вашу проблему. По крайней мере, попробовать можно.

- Как? - спросила Аня.

- В нашей местной школе, кажется, сто девятнадцатой, надо уточнить, недавно открыли музей Великой Отечественной войны. Принимают экспонаты, особенно ценят фотографии, письма и прочие личные штуковины, связанные с бойцами, родившимся в районе.

Устраивают вечера памяти - и, кстати, довольно регулярно - раз в месяц точно. К ним из других школ приезжают, они приглашают выступать ветеранов, жен ветеранов, дочерей ветеранов… понимаете, к чему клоню?

- Почти…

- Заплатите, чтобы мемуары издали в нескольких экземплярах - это будет недорого. Свяжитесь с ребятами из школы. Один экземпляр пусть ваша мама подарит музею, заодно отдаст фотографии мужа и его письма. Они будут лежать под стеклом, с надписями - короче, красиво и для потомков останется, о чем она и мечтает. Раз в месяц старушка сможет выступать перед публикой - там и дети, и взрослые, и представители властей приезжают, и наше телевидение. А заодно ваша мама познакомится с другими ветеранами - и с ними сможет часами обсуждать свою любимую тему. Тогда она и к нам ходить перестанет, и вы не будете за нее волноваться - школьники же провожают и встречают гостей, и она будет счастлива.

Аня смотрела на Ингу с благодарностью, девушка даже смутилась - конец речи она скомкала.

- Инга, ты умничка! - похвалила ее Нина Михайловна.

- Я твоя должница, - сказала Аня.

- Не стоит.

- Стоит. Скажи, чем я могу отблагодарить. Я отлично шью, все, что угодно, могу сшить - будет у тебя хорошо сидящая эксклюзивная вещь.

- На моей фигуре хорошо сидящих вещей не бывает, - хмыкнула Инга.

И действительно - в пятнадцать лет Инга не выглядела даже подростком - длинноногим и неуклюжим, ее тело оставалось совершенно детским - едва заметная талия, мальчишеские бедра, почти отсутствующая грудь, узкие плечики и спинка.

- Поймала на слове, - обрадовалась Аня, - ты помогла мне вернуть маме смысл жизни, а я открою тебе, как выглядеть привлекательно. Давай я тебя померяю сегодня, не откладывая. Ты когда освободишься?

- Я могу ее прямо сейчас отпустить, все равно осталось меньше часа до конца рабочего дня, - сказала Нина Михайловна. Она питала к Инге слабость.

- Вот и прекрасно. Давай проводим маму домой - это совсем рядом, а потом зайдем ко мне - это еще квартал. - Аня пошла к секретарям.

Инга была смущена, удивлена, но довольна собой.

Едва переступив порог дома, Аня развила бурную активность:

- Давай на «ты»! Чай будешь? Ты голодная? Раздевайся, я уже достала метр. Ты какую колбасу больше любишь, вареную или копченую?

Инга растерялась.

- Так раздеваться или есть?

- Раздевайся, я пока поставила греть еду. И уже нарезала колбасы. Теперь иду тебя мерить.

Быстро и ловко крутя Ингу во все стороны и что-то помечая в блокноте, Аня говорила: