Елена Веснина - Триумф

— Да чего там. Если понадобится арестовать кого-то или там приговор привести в исполнение, так я всегда пожалуйста. Амаль Станиславна, а куда кепоны девать? В магазин обратно сдать или пусть лежат? Вдруг еще кого убьют — а у нас уже все и готово. Своя костюмерная.

— Не вижу причин для веселья, — раздраженно заметила Амалия. — Ситуация к этому уж никак не располагает. Гендиректор в больнице, компания — на перепутье, и перспективы ее остаются весьма неясными…

— Да чего там — мы уж не первый месяц в таком режиме. Что ж теперь и пошутить нельзя? И на войне песни пели!

— Амалия Станиславовна, звонил Магеровский из «СистемСервис», благодарил за оказанное доверие. Обещал зайти лично, — доложила Татьяна.

Амалия облегченно вздохнула:

— Хоть с этим все в порядке. — Она обвела присутствующих пристальным взглядом. — Запомните, нам сейчас нельзя поддаваться упадническим настроениям и запускать основную деятельность… Собаки лают, а караван идет, Юлия Александровна.

Высоко подняв голову, Амалия прошествовала в свой кабинет.

— Ну вот, собакой обозвала… — пробурчала Юлька. — И все равно я ею восхищаюсь. По крайней мере, человек с идеей. Такой хоть цунами, хоть метеоритный дождь — все равно свою линию гнуть будет.

Николай Николаевич решил показать Самвелу фотографии Косаревой.

— Могу я поинтересоваться, какое эта женщина имеет ко мне отношение и почему вы ищете ее у меня? — спросил Самвел.

— Вот показания работников ресторана «Ника», — следователь выложил бумаги, — о том, что такого-то числа на стоянке их ресторана был оставлен автомобиль с номерами «САМВЕЛ». Я проверил, такой номер в городе один. Не станете же вы отказываться от собственного автомобиля?

— Не стану. Но задам один вопрос. За рулем был я?

— Этого я не говорил. Скорее всего, на машине приехала женщина, изображенная на фотографии. Во всяком случае, швейцар утверждает именно это.

— Какие тогда вопросы ко мне? — строго спросил Самвел.

— Вопрос первый: кто она? Вопрос второй: кем она вам приходится? Лично я глубоко сомневаюсь, что вы способны вручить ключи от машины абсолютно постороннему человеку.

— Эту женщину зовут Надежда Косарева. Отчества не знаю, года рождения тоже. Родилась и жила в Радужном. Одно время жила здесь. Машину брала несколько раз, ездила по своим делам.

— И вы не спрашивали — по каким?

Самвел пожал плечами:

— Не спрашивал, у меня своих дел невпроворот.

— Что же было дальше? — спросил следователь.

— Дальше ничего не было. Мы выяснили отношения, и она съехала. Надеюсь, что навсегда.

— И где она сейчас?

— Не знаю. Она мне не докладывала.

— А если бы Косарева вдруг объявилась, вы бы мне сообщили?

— Боюсь, что нет. Я с женщинами не воюю.

НикНик посуровел:

— А ведь за это можно и ответить. По закону. Она — клофелинщица. И недавно увела довольно крупную сумму денег. Мы ее все равно поймаем. Номера купюр записаны, а позже, думаю, найдутся и другие пострадавшие. Понимаете, куда я клоню?

Самвел равнодушно развел руками.

— А клоню я к тому, — продолжал следователь, — что когда откроется уголовное дело, ваша симпатичная дорогостоящая машинка будет проходить в нем как одно из орудий преступления. Для начала ее отгонят на штрафплощадку.

А по окончании процесса наверняка передадут в собственность государства.

Самвел равнодушно развел руками.

— К счастью, помочь вам — вполне в моих силах. Так что подумайте, — многозначительно сказал НикНик. — Вот моя визитка.

Самвел молча взял визитку и так же молча вышел.

Люба прибежала в сторожку к Ваське перепуганная.

— Чего мчалась, как заполошная? Сядь, отдышись, — велел Васька.

— Вася, я боюсь, — сообщила Люба.

— Излагай с чувством, с толком, с расстановкой. Кого боишься, почему боишься, с каких пор боишься и с какой целью?

— Я его узнала! — закричала Люба.

— Нет, эти бабы доведут меня до нервного срыва. Кого и где ты узнала?

— Я была в милиции на опознании. Как ты велел. Они высадили ряд мужиков. Все в кепках и все с усами. Как я и рассказывала следователю. А один такой красивый — ну просто Басков Николай, только чернявый! Так бы и поставила его на сервант любоваться.

Васька нахмурился:

— Ты, Любовь, женщина легкого поведения. Тебя на кривую дорожку увлечь — два раза плюнуть. Мужика красивого увидела, и всё! Долг, друзья — все по боку.

— И ничего не по боку! Он сидел среди них. Тот, кто Ритку в подъезде спрашивал… Перед тем как убить. Я как его увидела, так обмерла. Только и думала, чтобы незаметно было.

— Вот курица. Не обмирать надо было, а сдать его немедленно. По всей строгости закона.

— Как сдать, Васенька? Мне же голос был? — заголосила Люба.

— Никак у меня конкурентка объявилась. Баба Ванга местного разлива. И что ж тебе сказал этот твой голос?

— Он сказал, что если я его опознаю, то могу сразу завещание писать. И нож вот сюда приставил.

— Как говорят в Америке: доброе слово — хорошо, а доброе слово и пистолет — гораздо лучше. Интересные, однако, тебя голоса посещают.

— Вася, что мне делать? Все же знают, где я работаю. А может, и где живу… Васенька, убьют меня.

— А ничего другого тут, Люба, не придумаешь, как идти и сдать его ментам, — предложил Васька. — Они, в случае чего, к тебе и охрану приставят.

— Ты, Вася, конечно, мужчина видный и умный, экстрасенс. Но сейчас городишь невесть что. Не могу я его сдать ментам. По очень уважительной причине. Я, конечно, баба-дура. И — курица, как ты говоришь. Да только о готовящемся опознании знали только мы вдвоем.

— Кто это — вы вдвоем? — не понял Васька.

— Я да следователь. А теперь вопрос на засыпку: откуда голос узнал, что я иду его опознавать? Я ему про это сказать не могла, адресочка не знала. Значит, кто у нас остается?

Васька кивнул:

— Двух мнений быть не может. Порожденье сил тьмы — оборотень в погонах. Больше некому.

— И я о том же.

— Люба, что ж делать? Знаем мы убийцу — и кому легче? — спросил Васька.

— Послушай, я вот чего думаю. Ведь он просто зашел и спросил, пришла ли Ритка с работы. А вдруг он невиновный человек?

— Да уж, 22 раза невиновный! А потом этот невиновный к тебе опять зашел без спросу, голосом прикинулся и ножичком пощекотал.

— Вась, а Вась? А может, это двое разных были? — решила Люба.

— А еще обижаешься, что курицей называю. Скажи-ка мне, Любовь, кто были люди, которых ты опознавала.

— Работники «СуперНики».

— Вот те на. Это что ж получается, свои все?

— Да какие они мне свои? Я к компании отношения не имею. Из всей «СуперНики» я знаю только Амалию, которая мне приказы отдавала — в какой день мыть, в какой пылесосить, а когда вообще под ногами не болтаться…

— Люба!