Дженни Даунхэм - Чудовище

О Джоне мы гадостей не говорили. Мы вообще никогда не обсуждали его при всех. Это был наш общий тайный шрам, типа семейной татуировки или клейма: не так-то просто выставить его на всеобщее обозрение. Мы видели, как те, кого мы любим, плачут из-за Джона. Мы видели, как он тянул из них жилы. Мы видели, как они мучаются: им никогда не удавалось угадать, как все сложится на самом деле. Завтра мы вместе вернемся в Лондон и уничтожим Джона. Но сегодня – вечер любви.

Касс рассказал друзьям, что я прекрасная актриса. Показал на телефоне фотки школьного спектакля, в котором я играла в тринадцать лет (я и не знала, что они у него есть!). Я призналась, что хотела бы учиться в театральной школе, все обрадовались и посоветовали мне после выпускных экзаменов поступать здесь, в Манчестере.

И я вдруг поняла, что раньше неправильно представляла себе счастье. Я-то думала, что буду счастливой, если стану кем-то другим – типа Айрис или Керис. А оказалось, что я счастлива быть самой собой. И ни с кем не хотела бы поменяться местами.

Время шло, взгляд Касса становился нежнее. Я заметила, что он то и дело поглядывает на меня. Интересно, он думал о том же, о чем и я?

Последний поезд ушел.

У него есть отдельная комната и кровать.

И рядом нет взрослых, а значит, некому нам указывать, что можно и что нельзя.

В полночь мне исполнится шестнадцать.

Я представляла, что это будет нечто вроде нашего медового месяца – его глаза светятся любовью, его руки знают, что делать, его тело направляет мое, он шепчет: «Я люблю тебя, Лекси». Мы вдвоем в раю ночь напролет.

Около одиннадцати он поймал мой взгляд и спросил одними губами: «Ну что, уходим?»

Я кивнула.

Мы попрощались с ребятами. Они пожелали мне удачи по возвращении домой, и я ответила: «Кому нужна удача, если есть план». Они рассмеялись и сказали, что лишь бы план оказался хороший.

На улице по-прежнему шел дождь. Фонари отражались в мокром асфальте, перед нами тянулись янтарные и желтые полосы.

Я взяла Касса под руку, и он улыбнулся.

– Готова?

Комнату Касса я раньше видела только по скайпу, а теперь вот и вживую – малиновые шторы, коричневый ковер, полки, уставленные книгами. Он занимался за этим столом, читал в этом кресле, из ночи в ночь спал на этой кровати. Я замерла на пороге комнаты, точно на пороге зрелости, потом зашла, и Касс закрыл за мной дверь.

– Ну как-то так, – сказал он.

– Здорово.

– Да ладно тебе, тут тесно, как в камере. – Он рассмеялся.

– Зато у тебя двуспальная кровать.

Он бросил на меня долгий взгляд.

– Что есть, то есть.

У меня бешено колотилось сердце. Касс собрал с пола одежду, швырнул в угол. Переложил книги с кресла на стол, включил настольную лампу, выключил люстру. Комнату залило розовое сияние.

– Иди посмотри, какой отсюда вид, – сказал Касс.

Я положила сумку на кровать и подошла за ним к окну. В свете фонарей серебрились струи дождя. Я увидела деревья, внутренний двор, за ним дорогу. По другую сторону улицы – парк, мимо которого мы возвращались из бара.

– Никаких зданий, – сказал Касс. – Одни деревья. Правда, здорово?

– Вроде бы архитекторам должны нравиться здания?

– Подловила. – Касс кивнул.

В голосе его сквозила грусть. Я повернулась к нему.

– Так перейди на другой факультет.

– Зачем это?

– Тебе больше не обязательно делать, как сказал отец. Я же все придумала, помнишь?

Он притворился, будто любуется видом из окна, и даже не посмотрел на меня.

– Не будем сейчас об этом, ладно?

Глаза мои привыкли к темноте, и я четко видела его лицо – пробивающуюся щетину, прекрасный изгиб нижней губы, каждую ресничку.

Однажды Касс сказал, что раз уж каждый человек должен найти себе пару, он выбрал бы меня. А еще как-то раз сказал, что никогда не женится, потому что по сравнению со мной все женщины – не то. Когда я спросила, что это значит, ответил, что я – его настоящая.

Я шагнула ближе, пихнула его локтем.

– Касс, это же я.

– Знаю.

Но так на меня и не взглянул. Я снова толкнула его локтем.

– Я приехала специально к тебе. Переоделась в поезде. Накрасилась в туалете, уложила волосы, несмотря на тряску.

– Перестань, – попросил он.

– Что перестать?

– Сама знаешь, что.

Но я же теперь красавица из Манчестера. Я пришла в бар, нашла его, и он смотрел на меня, точно мотылек на пламя свечи.

– Помнишь, как мы с тобой познакомились? – спросила я. – Ты тогда еще сказал мне, что наш сад – опасное место, потому что, если будет пожар, мы не сможем из него выбраться и сгорим. Помнишь?

– Не-а.

– А потом я показала тебе, как забираюсь на дерево и спрыгиваю на кладбище, и ты сказал, что я сумею за себя постоять.

– К чему ты сейчас это говоришь?

– Потому что я действительно могу за себя постоять. Как и ты. А вместе мы спасем остальных. Мы же крутые, черт побери.

– Ну, ты-то уж точно крутая, – рассмеялся Касс, – раз добралась сюда без телефона и денег.

– Деньги у меня как раз были. Просто не мои.

– Иди сюда. – И Касс раскрыл мне объятия.

Я, не раздумывая, подошла к нему. Мы стояли у окна в пальто, и от нас пахло улицей.

Это же я, Касс. Ты обнимаешь меня.

Я нежно прильнула к нему и с удовольствием почувствовала, как изменилось его дыхание. Оно стало глубже, медленнее; чем дольше мы стояли у окна, тем крепче Касс прижимал меня к себе. Словно между нами выравнивается давление. Как у дайверов, которые всплывают на поверхность.

– Посмотри на меня, – наконец прошептал Касс.

Я подняла глаза; он пристально рассматривал меня, будто знал обо мне что-то такое, о чем я даже не подозреваю. До чего же приятно стоять с ним в обнимку и чувствовать на себе его взгляд.

– Спасибо, что приехала меня проведать, – сказал он.

Он наклонился ко мне, и меня окутало тепло. Я почувствовала его дыхание на коже. Он поцеловал меня в губы, очень нежно, отстранился и улыбнулся.

– Это было здорово, – призналась я.

– Ага.

– Давай еще раз?

– Не стоит, Лекс.

– Мы же с тобой не родные.

Он медленно покачал головой, словно это была страшная ложь.

Предполагается, что девушка должна ждать, пока парень ее возьмет, как бы сильно ей ни хотелось ему отдаться. Но это же Касс, я у него в комнате, и я мечтала об этой ночи всю жизнь. Я не допущу, чтобы все закончилось, не начавшись. Я приподнялась на цыпочки, обняла его за голову и прижалась губами к его губам.

Мы целовались нежно, едва соприкасаясь губами, словно при желании могли притвориться, будто ничего и не было, все это ничего не значит, и мы в любой момент можем остановиться. Но с каждым поцелуем наши рты все крепче прижимались друг к другу, открывались все больше, наши языки переплелись, и казалось, будто мы годами жаждали этой минуты.