Уинтер Реншоу - P.S. I Hate You

Она опирается подтянутым подбородком о гладкую кисть руки. Моя бабушка блестяще, уверенно и стойко сопротивляется возрасту. Она не желает «красиво стареть». Вместо этого она пользуется услугами лучшего пластического хирурга в Беверли-Хиллз, старясь немедленно убрать любую морщинку, любое пигментное пятно. Хотя она и твердит, что не желает быть признанной только за свою красоту, она прилагает немало усилий, дабы избавиться от всего, способного повредить ее внешности. Это стало ее второй натурой.

Можно вывезти актрису из Голливуда, но нельзя вывести Голливуд из актрисы.

– Я кое с кем подружилась на этой неделе, – говорю я ей, протягивая руку к единственной белой розе в причудливом букете, украшающем стол, и проводя пальцем по бархатным лепесткам. – По крайней мере, мне казалось, что мы подружились.

– И что случилось? Она сказала что-то ужасное?

– Он, бабушка. Это он. – Мы встречаемся взглядами. Она совершенно невозмутима.

– Вот как? Друг-гей? – спрашивает она, лукаво глядя из-под ресниц. В ее дни дружба гетеросексуальных мужчины и женщины – просто дружба, без чего-то еще, – была необычным явлением. Хотя мне начинает казаться, что с тех пор ничего не изменилось.

– Нет, бабушка.

– Понятно. – Она приподнимает брови. – Ну, хорошо. И что случилось с этим мужчиной?

Я пожимаю плечами.

– Он служит в армии в чине капрала и завтра отбывает в командировку. Сегодня мы должны были провести вместе последний день, но он просто… отменил встречу. Сказал, кое-что случилось.

Она сжимает накрашенные алой помадой губы и вздыхает.

– Может быть, он просто не хочет прощаться?

– Может быть. Но сейчас анализировать это бессмысленно. В конечном итоге это – чем бы оно ни было – уже позади, и нет разницы, почему он отменил встречу.

Я качаю головой.

– Я больше не хочу говорить об этом. Если честно, мы провели вместе шесть дней, и я предпочту больше не тратить время и силы на мысли о том, кого больше никогда не увижу.

– Умница. – Бабушка улыбается, вокруг ее глаз появляются морщинки. – Истинная Клейборн никого не станет ждать. Либо нас любят, либо нет. Мы принимаем то и другое, и если что-то идет не по-нашему, не цепляемся за это. Знаешь, было время, когда я была без ума от Ричарда Бертона.

Ее ресницы медленно колышутся, рука ложится на грудь. Я слышала эту историю миллион раз, но, как обычно, позволяю бабушке продолжить рассказ.

– Мне казалось, будто то, что между нами, – настоящее, но потом я осознала, что его сердце всегда будет принадлежать Элизабет, – говорит она, имея в виду свою давнюю соперницу, синеглазую красавицу Элизабет Тейлор. – Мне пришлось отказаться от него. Отказаться от Ричарда. Но, сделав это, я встретила твоего деда.

Мое сердце сжимается, когда она упоминает о дедушке. Прошло шесть лет после его смерти, но я постоянно скучаю по его заразительному смеху, по упрямому блеску его серо-голубых глаз. Даже преодолев восьмидесятилетний рубеж, он оставался образцом того, что люди называют «харизмой».

– В любом случае, если этот парень не может найти время, чтобы повидаться с тобой, он не стоит твоего времени, – говорит бабушка.

– Знаю.

Она склоняет голову набок, изучая меня.

– Я знаю, что ты знаешь. Я просто хотела напомнить тебе.

Мне противно, что я позволила всему этому стать для меня чем-то большим, чем оно должно было стать. Он не должен был значить для меня ничего. Я не должна была даже играть с мыслью о том, что между нами возникнет привязанность.

– Пожалуй, пойду к себе, нужно заняться стиркой, – говорю я, поднимаясь из-за стола. После этого напишу подругам, может, сегодня кто-нибудь из них свободен. В прошлые несколько раз, когда я пыталась вытащить их, ничего не получилось. Челси одержима своим новым парнем и не хочет расставаться с ним даже на пару часов. Мэг в последние два месяца занимается съемками какого-то фильма с участием Бенисио Дель Торо в Испании. Вивьен все еще в Беркли, заканчивает обучение по специальности, на которую мы когда-то поступили вместе, а Хонор проходит стажировку у какого-то известного стилиста, и это отнимает у нее по шестьдесят часов в неделю.

Но я могу попытаться.

Обняв бабушку, я крепко прижимаю ее к себе, вдыхаю запах ее любимых духов «Quelques Fleurs», а потом ухожу обратно в гостевой домик.

Собрав все свои грязные вещи и засунув их в стиральную машинку, я направляюсь обратно в спальню, по пути проходя мимо своего телефона. Он так и лежит на моем прикроватном столике с самого утра – с тех пор, как Исайя написал мне.

Но сейчас я вижу четыре пропущенных звонка… и все они от него… И это странно, потому что мы всегда только переписываемся.

Усевшись на кровать, я беру телефон и смотрю на его имя на экране, делая медленные глубокие вдохи. Сжав губы, я решаю, перезванивать ему или нет, однако выбирать мне не приходится: спустя несколько секунд экран вспыхивает.

Мое сердце начинает биться чаще, во рту пересыхает.

Он звонит мне.

Откашлявшись, я выпрямляюсь и после четвертого звонка нажимаю зеленую кнопку.

– Алло?

– Марица. – Голос его звучит ровно, без спешки. Я делаю паузу, потом отвечаю:

– Да?

– Я последние четыре часа пытаюсь связаться с тобой. Хотел узнать, не хочешь ли ты все-таки встретиться сегодня.

Я вижу свое отражение в трюмо, стоящем у другой стены комнаты, и это отражение мне не нравится. Лицо искажено, губы нахмурены, уголки губ опущены. Разочарование никому никогда не идет.

– Я думала, у тебя что-то случилось, – напоминаю я, стараясь сохранять ровный тон, чтобы он не понял, как я разочарована тем, что он сначала отменяет встречу, а потом вдруг ожидает, что я вдруг все брошу и ринусь к нему.

– Кое-что действительно случилось, – говорит он. – Но все уже в порядке.

– Не знаю, – вздыхаю я. Я могла бы сказать ему, что у меня уже есть другие планы, и это даже не было бы ложью. Я планировала заняться стиркой. Но я не собираюсь играть в эти игры.

– А, ладно. Понимаю. – Исайя выдыхает в трубку, не скрывая своего недовольства.

В течение минуты мы оба остаемся на связи, не говоря ни слова, но и не завершая звонок.

– Если ты не хотел гулять со мной, тебе нужно было просто сказать об этом. – Я уже расхаживаю по комнате. Будь это девяностые годы, я бы наматывала телефонный шнур на палец одной руки, в другой сжимая трубку. – Я ждала сегодняшней встречи с тобой. Я запланировала развлечения на целый день, забронировала места и так далее. А ты сегодня утром написал мне просто какие-то общие слова, а теперь передумал и ждешь, что я снова брошу и сделаю вид, будто ничуть не расстроена?

Он молчит.

И это хорошо.

Я надеюсь, он осмысливает мои слова.

– Нельзя так относиться к людям. Нельзя обращаться с ними, словно с игрушками, а затем ставить обратно на полку, как только решишь, что наигрался, – выговариваю я ему, все еще расхаживая по комнате. Остановившись возле окна, я выглядываю наружу, где все еще нежится под солнцем Мелроуз.