Яна Егорова - Воспитатель

Вот она, его жизнь. Всегда как на пороховой бочке. Ежедневные променады по острию ножа.

— Мама!!! — раздалось из коридора в тот момент, когда я неловко пыталась влезть в свой халат. Моя рука все еще привязана к животу, так что, ловкач из меня тот еще.

Перед сном кое-как обмотав бинты пленкой, с трудом побывала в душе, после чего моя дочь долго-долго приводила мои волосы в божеский вид, не забыв поворчать на тему «а Костя это бы лучше сделал». Вообще, мои дети со вчерашнего дня словно объявили матери небольшую гражданскую войну. Потихонечку, то тут, то там, постоянно упоминали Белявского и на все лады пели, какой же он замечательный. При этом я жестко уверена, что он их на это не подговаривал. Не тот человек.

— Мама, мы пришли! — повторила дочь, когда вышла к ним.

Я шла сюда с намерением попросить Костю уйти, но мне этого делать не пришлось. Его не было. Его нигде не было.

— Мам, Костя ушел, — сказал Сашка, подарив мне привычный утренний поцелуй в щеку.

Мой сын сказал вроде бы то, что я хотела. Подтвердил свершившийся факт, которого я добивалась. И надо было бы обрадоваться и громко сказать «фуф», но я не могу.

Стояла так в своем собственном коридоре и убито смотрела на металлическую дверь, которой впору висеть в мировом банке. Как будто этой защиты было мало — эту же дверь на коврике честно подпирал огромный черный пес и смотрел он на меня тем же виноватым взглядом, что и его невыносимый хозяин несколько минут назад.

— Мам, Костя сказал, чтобы мы собирались в школу. Нас повезет дядя Витя с дядей Олегом. А потом привезут обратно, — Лилька влетела на нашу маленькую кухню в тот момент, когда я пыталась одной рукой пожарить детям яичницу. — Ты не переживай за нас, Мамусик, — ребенок приблизился ко мне и обнял за талию. — Он нас уже не первый день учит защищаться. Костя говорит, нам это в жизни пригодится. Мы должны уметь дать сдачи, если на нас кто-то нападет. А еще он очень много всего рассказал. Как себя вести, если происходит такое. Он еще сказал, что в заложники детей очень часто берут, но не всех удается спасти из-за того, что они себя неправильно ведут.

— Мам, я бы пожарил, — это уже Сашка, подошел ко мне, отодвинул от сковороды и сам занялся их с Лилькой завтраком. — Костя велел позаботиться о тебе, — пояснил сын свои действия, — но мог и не говорить, я и сам бы сделал. Кстати, ты слышала, что вчера в соседней школе произошло? А? Нет, конечно. У нас все говорят об этом. Пацан из старших классов с пушкой пришел. Представляешь, с ружьем! Слава богу, не убил никого, там что-то закоротило, и ружье не выстрелило. Я говорил об этом с Костей, он обещал, что проведет занятие в нашей школе для ребят, расскажет всем, как вести себя в таких ситуациях, что делать и вообще. Я нашим рассказал, директриса теперь в восторге прыгает. Тебя просила вместе с ним заглянуть. Ты же зайдешь?

Я слушала Сашку и смотрела в окно. Там, внизу, под моими окнами стояла знакомая черная машина. Стояла. Она всю ночь там стояла — это я тоже знаю.

Когда детей увезли люди, которых на время разбирательства и суда приставили нас охранять (это была не Костина забота, а решение Валентины, как главы их БПУ), я налила в термос горячий кофе, с трудом натянула на себя джинсы, набросила куртку и, взяв с собой на поводке своего лохматого охранника, спустилась вниз. Белявский сидел в своей машине. Словно не был здесь, его отсутствующий взгляд смотрел в одну точку. Но когда я приблизилась к его машине, и решительно открыв дверь, плюхнулась на пассажирское сиденье рядом, моментально отреагировал:

— Катюша, что ты, позвала бы, зачем сама…

Протянула ему кофе и, отпустив Шарика погулять, здоровой рукой захлопнула дверь. Костя посмотрел на термос-кружку у себя в руках, как будто не верил в то, что она реальна, я же начала наш разговор совсем не с того, с чего собиралась.

— Какое задание было у тебя в нашем садике? Зачем ты появился там?

— Я… — Костя, это было очень заметно, напрягся, скулы его побелели, а глаза словно бы стали совсем неживыми. — Катюша, поверь, это совсем неважно.

— Костя, ответь, пожалуйста, на мой вопрос, — настояла на своем.

— Хорошо, — сказал так тяжело, как будто собирался совершить самоубийство, — Кать, это глупая история. Я говорил тебе, что потерял семью. Так получилось, что моя знакомая, с которой я имел несчастье пересечься несколько лет назад, внезапно объявилась с заявлением, что растит моего ребенка. И будто бы этот ребенок ходит в ваш садик. Я решил самостоятельно взять у него материал для анализа ДНК.

— Я знаю этого ребенка? — спросила, бесстрашно заглянув в его потонувшие в боли глаза.

— Знаешь, — обреченно кивнул грозный подполковник.

— И?

— Эдик. Эдик Лисин. Но, Катенька, — Белявский быстро положил свою ладонь мне на руку, — ты не беспокойся об этом. Я бесплоден. Это был только мой глупый порыв, благодаря которому я познакомился…

— Костя, — остановила своего любимого, теперь уже сама словно бросившись с обрыва вниз, — ты не бесплоден, Кость.

Сумасшедший! Рехнувшийся подполковник!!!

— Костя… Спасите!!! Костя, ты меня задушишь!!! Костя, рука!

— Ой, прости, Катенька, Катюша, заинька моя, рыбонька, снежинка…

Меня зацеловали. Его горячие настрадавшиеся губы. Меня заобнимали. Его сильные, надежные руки.

Меня утопило в любви. Его огромное одинокое сердце!

— А теперь волк нападает на зайца! Хватает его! Константин, чего ждем, хватаем зайца!

Мы с Кариночкой, не сговариваясь, прыснули в кулачки от смеха.

— Катюша, ты чем его кормишь? Костя же от тебя взгляд оторвать не может. Опять нашей Софочке не повезло! Или это шортики на ее тощей зад… простите мой французский, попе не смотрятся?

— Так! Тишина в зале! — прикрикнула на нас со сцены разгневанная Зильберман.

О моей предстоящей свадьбе с подполковником Белявским знаем только мы с Кариночкой, ну и еще, человек, наверное, десять. Если совсем честно, уверена, знают все, кроме Ираиды и Софочки. Потому что Зильберман упорно пытается пропихнуть свою дочурку замуж.

Кивнув директрисе и состроив серьезное лицо, я перестала хихикать и превратилась в самую приличную коллегу, о которой только можно мечтать. Я не участвую в детском утреннике, потому что руку от живота хоть и отвязали — доктор мне пока запретил физические нагрузки. А доктор у меня очень строгий. Подполковник. Чуть что — сразу зверски наказывает. Зацеловывает до беспамятства. Вот и сейчас, заставил меня сидеть в зале и смотреть, как он честно отрабатывает обещанный детям праздник.

Признаться, я не хотела сюда возвращаться. Зильберман с этой ее ненавистью и кознями, да и страх за детей, к тому же. Мне теперь сюда слишком долго по утрам добираться, и некогда совсем. Но. На днях позвонила Кариночка и уговорила нас обоих. Мужчин в садике нет, а Костя так полюбился детям, что я просто не смогла отказать любимой нянечке и воспитанникам. Решили, что оба доработаем до праздников, тут осталось-то всего ничего, а потом и оба в увольнение пойдем.