Рейчел Хокинс - Royals

Перед нами расстилаются поля и горы с заснеженными вершинами, и я делаю глубокий вдох, с улыбкой глядя на всю эту красоту. Она распахнута передо мной, и мне хочется… не знаю. Бегать, раскинув руки, или что-нибудь такое.

Джип подъезжает к какому-то забору, и я с любопытством смотрю на Майлза.

Он улыбается в ответ и кивком указывает на калитку.

Машина тормозит, и у меня вырывается радостный и удивленный возглас. К сожалению, он больше похож на писк.

Там, у забора, стоит косматая рыжая корова – массивные рога вздымаются над головой, длинные лохмы падают на глаза. И она такая милая…

Я выскакиваю из машины и осторожно приближаюсь к ограде. Но корова продолжает жевать траву, не обращая на меня никакого внимания.

– Элли сказала, ты до сих пор ни одной не видела, – говорит Майлз, и я, обернувшись, улыбаюсь до ушей.

– Не видела, – подтверждаю я, протягиваю руку и очень осторожно – потому что у нее такие внушительные рога – глажу корову по голове.

Длинная рыжеватая шерсть груба на ощупь.

– Ну, ты повидала в Шотландии всё, что хотела? – спрашивает Майлз, когда я возвращаюсь к машине, отряхивая ладони о штаны.

– В общем, да, – отвечаю я. – Коровы, охота, тартан, народные танцы, килты…

Он по-прежнему сидит за рулем (никогда не смогу привыкнуть, что у шотландцев руль не с той стороны) и улыбается. До меня вдруг доходит, что эта поездка к корове – не самое романтическое приключение, конечно, но тем не менее газеты и блоги тут ни при чем. Просто… Майлз сделал мне приятное.

Очень странно. И я даже не хочу об этом задумываться, иначе у меня голова треснет.

– Спасибо, – говорю я, садясь в машину. – Я знаю, что тебе физически больно совершать добрые поступки, поэтому я особенно ценю твою жертву.

Майлз слегка закашливается, прикрыв рот кулаком и вытаращив глаза.

– По-моему, уже поздно…

Я толкаю его в плечо и требую: «Замолчи!» – но при этом улыбаюсь.

Чуть-чуть.

Майлз заводит мотор, и мы едем обратно. Облака сгустились, ветер стал капельку холодней. Мы катим по неровной земле, и я думаю, что мы возвращаемся в Бэрд-хаус, но тут Майлз сворачивает на изрезанную колеями дорогу, и джип спускается в неглубокую долинку. Вокруг вздымаются горы, по камням текут небольшие водопады, и вокруг так красиво, что я жалею об отсутствии фотоаппарата.

Я подозреваю, что Майлз намеренно повез меня этой дорогой, чтобы показать что-то красивое, и так смущаюсь, что поскорее кричу ему сквозь свист ветра и шум мотора:

– А что было у тебя с Флорой?

Майлз молчит, но я вижу, как его руки, сжимающие руль, на мгновение напрягаются.

– У меня с Фло? – переспрашивает он.

Я убираю волосы ото рта и подскакиваю, когда джип ухает в особенно глубокую колею.

– Да, да! – кричу я, и он хмурится.

В углах губ у него появляются две глубокие складки.

Но, прежде чем Майлз успевает ответить, раздается громкий хлопок, и джип резко сворачивает вправо. Издав испуганный вскрик, я отчаянно цепляюсь за ручку двери.

Майлз кое-как останавливает машину и испускает прерывистый вздох.

– Колесо прокололи, – бормочет он, но, кажется, радуется, потому что ему теперь не придется отвечать на мой вопрос.

Честно говоря, я тоже испытываю облегчение. Не надо было ни о чем спрашивать. Какая разница, что произошло между Флорой и Майлзом? Он не мой парень, и вообще, я скоро уеду.

Нет, спущенное колесо поистине было подарком свыше. Оно спасло меня от большой ошибки.

– Спасибо, – негромко говорю я, обращаясь к густым облакам над головой.

Кажется, я это сделала зря. Две секунды – и хляби небесные разверзаются.

Дождь льет как из ведра. Майлз куда-то тащит меня, и я натягиваю на голову твидовую куртку. Толку от этого немного. Вокруг ничего не видно, ноги скользят, но мы лезем куда-то вверх по небольшому подъему – и сквозь дождь я вижу… дом? сарай?

Майлз тянет меня к этому строению. Честное слово, мне все равно, что там, лишь бы была крыша.

К счастью, дверь открыта (она такая старая, что, по-моему, вообще не способна запираться). И вот мы внутри и в темноте.

Одни.

Я очень хочу оставаться хладнокровной. Хочу сделать скучающее лицо, как Элли. Хочу принять беззаботный вид и сразу дать понять, что, хоть мы и угодили в самую тривиальную романтическую ситуацию – оказались в уединенном месте во время грозы, – мы просто… коллеги. Даже не друзья.

– Что это вообще такое? – спрашиваю я, оглядываясь и пытаясь отвлечься от мысли о том, что мы с Майлзом остались наедине.

Смотреть особо не на что. Мы в небольшой каменной хижине с соломенной крышей. Внутри ничего нет, кроме очага, полки с несколькими книжками, пары сложенных одеял и ОЧЕНЬ древней на вид бутылки с остатками янтарной жидкости.

– Это укрытие, – объясняет Майлз, снимая кепку и ероша волосы. Он старается не смотреть на меня. – Их здесь в горах полно. Раньше тут жили пастухи, которые стерегли овец, а теперь ими пользуются туристы.

Домик, мягко говоря, небогат, но, наверное, когда ты плетешься по мокрым холмам, любое строение с четырьмя стенами и крышей покажется раем. Майлз отходит от меня, чтобы развести огонь, я признаю, что всё не так плохо.

На полу лежит всего несколько поленьев, зато в изобилии есть брикеты торфа, и Майлз наполняет ими очаг, разыскав под перевернутой кружкой на полке коробок спичек.

Огонь дико дымит, но в комнате быстро становится тепло. Майлз с очень довольным видом отступает от камина, вытирая руки о джинсы.

– Три года в Ассоциации скаутов, – заявляет он.

– Неплохо, – признаю я, присев у огня и расплетая косу.

Надеюсь, теперь волосы высохнут побыстрее.

Подняв голову, я замечаю, что Майлз смотрит на меня с каким-то странным выражением; перехватив мой взгляд, он откашливается, снова отходит и выглядывает за дверь.

Там дует ветер, и дождь льет почти горизонтально.

– Посидим здесь, пока не прояснится, – говорит он. – А потом я схожу пешком к Бэрд-хаусу, возьму машину или попрошу кого-нибудь отвезти меня сюда.

– Хм… я пойду с тобой, – отвечаю я, перебирая волосы.

Я в целом рада, что решила отрастить волосы, но прямо сейчас длинная грива кажется плохой идеей. Такими темпами я рискую проходить с мокрой головой до конца жизни.

– Тут довольно далеко, – предупреждает Майлз, по-прежнему глядя за дверь и не вынимая руки из карманов.

Одну ногу он согнул в колене, и вид у него, как у шотландского фермера, который обозревает свои поля. Казалось бы, что в этом красивого? Но Майлз отлично смотрится, и я, подавив вздох, вновь поворачиваюсь к очагу.

«Табу, – напоминаю я себе. – Это всего-навсего дорогой слуга, стопроцентно преданный интересам королевской семьи. Ты не желаешь иметь с ними ничего общего, а Майлз – пожизненный обитатель мира богатых и знатных. Даже не думай о нем».