Дженни Колган - Книжный магазинчик счастья [litres]

И они перестали.

А потом не смеялись, не шутили и не болтали… Они просто прижались друг к другу, едва дыша, и голова Леннокса упала сбоку на шею Нины, покалывая щетиной нежную кожу. Оба они были переполнены чувством, почти напуганы произошедшим. Сердце Нины продолжало отчаянно биться, напряжение, ненадолго отпустившее ее, теперь снова нарастало.

Но было тут еще и нечто иное: удивление, что-то странное, внутреннее, чего Нина в себе не подозревала.

– Я могу остаться? – прошептал наконец Леннокс.

– Да, – коротко ответила Нина.

Она не добавила «спасибо» или «пожалуйста», потому что все стало другим, Нина оказалась в другом пространстве, но не знала, надолго ли.

Нина увидела, что лицо Леннокса, когда он ненадолго задремал, не расслабилось, как у большинства людей. Нина не могла, глядя на него, восхититься его внешностью, или увидеть мальчишку, каким он когда-то был, или рассмотреть глубоко скрытую под резкостью нежность…

Нет, он оставался тем, кем был: стальной подбородок, предельная сосредоточенность хоть на ферме, хоть на Нине. Нина зачарованно смотрела на него, пока Леннокс не проснулся, а проснувшись, не смутился ни на мгновение и тут же обхватил ее за талию.

– Нина… – произнес он так, словно изголодался по ней.

Да так оно и было, он бесконечно изголодался, а поскольку веселье снаружи продолжалось допоздна и скрипки не переставали играть, они тоже занялись своим делом.

К четвертому дню после гулянки это уже стало выглядеть глупо. Дальше это не могло продолжаться в том же роде. Для начала Нине грозило банкротство. А еще они совершенно не говорили о том, что́ на самом деле творят, и это не могло тянуться бесконечно.

Но Нина не могла справиться с собой. Она не могла ни о чем и ни о ком другом думать. Она не могла сосчитать деньги, не могла сосредоточиться на работе.

А Леннокс в любой час дня находил время для того, чтобы найти Нину, куда бы она ни отправилась. Как-то раз он даже заявился в Женский институт, где проходило заседание книжного клуба, и с абсолютно серьезным видом заявил Нине, что его «лендровер» нужно срочно взять на буксир и не потрудится ли она немедленно подогнать свой фургон? Нина по виду рассудительных милых леди, обсуждавших романы о Второй мировой войне, поняла, что они сочли это абсолютно нормальным и не обратили никакого внимания на вздернутые брови Нины и на то, как она хихикнула, уходя. А Леннокс отвез ее совсем недалеко от городка, просто чтобы их не было видно, а там без всяких прелюдий прижал к дереву… Нина так вопила, что ей казалось: она вот-вот умрет.

Нина находила все это весьма необычным. Потому что Леннокс, такой замкнутый и необщительный, оказался фантастически изобретательным и разнообразным как любовник и невероятно страстным. Как будто все то, чего он не мог сказать словами, он выражал другим способом. И Нина таким образом узнавала его, проникала в его сердце. Не благодаря долгой болтовне, поэзии и общим интересам, но через познание Леннокса физически – то есть так же, как он работал с животными или на полях, не чувствуя нужды задавать вопрос, почему он это делает. Он был просто частью этой земли, и она – тоже.

Нина с беспокойством осознавала, что день ото дня любит Леннокса все сильнее. Она училась говорить на его языке, просто не могла удержаться, сходила с ума от этого, у нее кружилась голова, она так отчаянно его желала, что начинала ощущать себя крайне ранимой, и знала: если он не чувствует всего того же, ей этого не перенести.

– Мы такие разные, – говорила Нина в телефон. – Честно… Я не знаю… Может, это просто секс…

– Ох, боже мой, да это все сразу! – выдохнула Суриндер. – Давай, рассказывай дальше!

– Я не хочу рассказывать дальше, – возразила Нина. – Во-первых, ты отвратительна, а во-вторых, от этого мне становится еще тоскливее, а если я не высплюсь как следует, то разобью фургон.

– Когда я его в первый раз увидела, то сразу подумала, что он должен быть именно таким, – заявила Суриндер.

– Врешь!

– В самом деле! Он принадлежит к этому типу. Уж я-то знаю. Весь такой замкнутый, застегнутый на все пуговицы – и бесконечно сексуальный при этом. Подавленные эмоции!

– Прекрати! – потребовала Нина. – Слышать не могу! Я понятия не имею, что он чувствует, и это сводит меня с ума.

– Ой, милая! – сокрушенно произнесла Суриндер. – Мне так жаль! Я просто не поняла… Я не поняла, что ты всерьез в него влюбилась.

– Ничего подобного! – впала в панику Нина. – Нет! Я не могу! Не хочу!

– Точно! Ты как раз поэтому так спокойно и беспечно говоришь о нем. Продолжай! Ты чувствовала что-то такое к Мареку?

– Нет… – слегка растерялась Нина. – Но я и не спала с Мареком.

– Как ты думаешь, он мог оказаться таким же?

Нина немного подумала, прежде чем ответить:

– Пожалуй… нет, ничего похожего и быть не могло.

– Ну вот!

– Но мы даже не говорим о его бывшей! А вдруг он все еще ее любит? Мы вообще ни о чем не говорим.

– Ты на все сто процентов уверена, что снова ничего не придумала?

– А еще я могу вскоре стать бездомной, – сообщила Нина, оглядывая уютное пространство амбара, и на дорогие простыни закапали ее слезы. – Кейт, наверное, просто ошеломительна… А я так… местная замена… Временная замена. Подвернулась под руку, и все.

– Это не твоя вина. Если он козел, тебе нужно с этим разобраться. А если он отличный парень, у которого трудный период в жизни, – что ж, это другое дело. Может, он сто́ит того, чтобы за него держаться.

– Мне кажется, он меня просто уничтожит, – пропищала Нина.

Она ждала, что Суриндер прикажет ей не впадать в мелодраму.

Но этого не случилось.

– Хочешь прогуляться?

Леннокс как-то непонятно уставился на нее:

– Что?..

Часы показывали половину шестого ясного воскресного утра. Леннокс уже одевался. Нина лежала в постели, утомленная, счастливая.

– Погулять. Ну, ты знаешь… полюбоваться природой, окрестностями.

Леннокс моргнул:

– То есть просто ходить туда-сюда?

– Э-э-э… да!

– Но я только это и делаю целый день.

– Вот и возьми меня с собой. – Нина села. – Получится что-то вроде прогулки.

Леннокс нахмурился. Нина остро осознавала, что они нигде еще не бывали вместе. Не ходили ни в паб, ни в булочную за аппетитными сосисками в тесте, не сидели где-нибудь во дворе, болтая ногами, как подростки, бросая Парсли кусочки слоеного печенья… Они не садились в «лендровер» и не отправлялись на романтический пикник, не бродили вдоль берега рука об руку…

Нина смотрела на Леннокса, натягивавшего на себя свежую саржевую рубашку. У двери он наклонился, чтобы надеть и зашнуровать тяжелые рабочие ботинки. Налил себе кофе, что стоял на плите, – в свою личную кружку, завтракал он намного позже. Нина наблюдала за тем, как он молча собирается уходить.