Дэвид Левитан - Бесконечный плей-лист Ника и Норы

NICK & NORAH’S INFINITE PLAYLIST

by Rachel Cohn, David Levithan

Copyright © 2006 by Rachel Cohn and David Levithan

© Карманова Мария, перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО Издательство «Эксмо», 2020

1. Тина Тернер – «The Best» (для Дженнифер Рудольф Уолш, Лизы Грубка и Кэти Глик)

2. Рэй Чарльз – «You Are My Sunshine» (для Алисии Гордон и Бари Зибрака)

3. Люсинда Уильямс – «2 Kool 2 B 4-Gottern» (для Лорен Скафариа)

4. Bell & Sebastian – «Wrapped Up in Books» (для Джека Мартина)

5. Принс – «Nothing Compares 2 U» (для Джо Монти)

6. Элвис Костелло – «Alison» (для Элисон Уортхе)

7. The Cure – «Pictures of You» (для Мелиссы Нельсон и Изабель Уоррен-Линч)

8. Луи Армстронг – «A Kiss to Build a Dream On» (для всех замечательных людей из издательства «Knopf»)

9. The Beatles – «Paperback Writer» (для наших дорогих друзей-писателей)

10. Джули Эндрюс – «The Sound of Music» (для наших любящих родных)

11. Rufus w/ Chaka Clan – «You Got the Loce» (для Стефани и Эла)

12. Кайли Миноуг – «Can’t Get You Out of My Head» (для Билли и Николичиуса)

13. Йенс Лекман – «You Are the Light (By Which I Travel into This and That)» (для Ника)

14. Келли Кларксон – «Miss Independent» (для Анны)

15. Q and Not U – «Wonderful People» (для Марты)

16. The Magnetic Fields – «How Fucking Romantic» (для Нэнси)

День начинается вечером. Для меня не существует ничего, кроме бас-гитары в руках и грохота в ушах. Дэв орет, Том размахивает руками как бешеный, а я – точен, как часовой механизм. Это я беру штуку, которая называется «музыка», и выстраиваю ее вдоль линии, которая называется «время». Я – ритм метронома, я – пульс, на мне в этот момент держится все. У нас нет барабанщика. Дэв скинул рубашку, Том раскачивается в такт движениям толпы. А я – у них за спиной, я – генератор. Я слушаю и не слушаю одновременно, потому что музыку, которую играю, я воспринимаю не умом – я чувствую ее всем телом. Все взгляды обращены на нас. Или, по крайней мере, так я все себе представляю – свет на сцене слепит глаза. Зал очень маленький, мы звучим ужасно громко, а я – басист-натурал, играющий в квиркор-группе, – стремлюсь заполнить все пространство вокруг звуками аккомпанемента, пока Дэв не то поет, не то орет: «Трахнуть мужика / Трахнуть мужика / Как же я хочу / Трахнуть мужика». Я задаю ритм, я бью по струнам, я сотрясаю воздух всем телом, а мои пальцы четко держат аккорды. Я источаю пот, порочность и голод. Это освобождение – а может, лишь мольба о нем. Теперь Дэв завывает, а Том мечется, и, хотя мои ноги не двигаются с места, меня несет вперед. За стеной слепящего света люди раскачиваются, прыгают, наблюдают за тем, как Дэв засовывает в рот микрофон, не переставая выкрикивать слова. Я швыряю в них аккорды, я топлю их в своей музыке, я заставляю время звучать так громко, чтобы они все его услышали. Я сильнее слов, я больше коробки зала, где мы играем, а потом я вижу в толпе ее – и распадаюсь на части.

Черт, я же говорил ей не приходить. Она старательно отрывала от меня кусок за куском, но я упросил ее оставить хотя бы это. «Пожалуйста, не приходи на концерты. Я не хочу тебя там видеть». Она согласилась, и поначалу это не было ложью. Но в какой-то момент эти слова превратились в ложь, ведь вот же она, здесь, и мои пальцы промахиваются, восторг сходит на нет, внутри меня зреет желание сначала закричать, а потом попросту расплакаться – и все это происходит за несколько мгновений, которых мне хватает, чтобы разглядеть очертания ее губ. А потом я вижу – черт, только не это, – что она не одна, она с каким-то парнем, и хотя сама она сказала бы, что пришла посмотреть на меня, я ни капли не сомневаюсь – она пришла, чтобы я посмотрел на нее. «Все кончено», – говорила она, и разве это не была величайшая в мире ложь? Я спотыкаюсь на каждой ноте, Дэв переходит к следующему куплету, а Том играет немного быстрее, чем следовало бы, так что мне приходится догонять – а она тем временем прислоняется к тому парню и покачивает головой, словно я играю для нее, хотя если бы мог, я бы заглушил все звуки до единого и подарил бы ей столько же тишины, сколько она принесла мне боли.

Я стараюсь не отставать от Дэва и Тома. Сегодня мы называемся The Fuck Offs, «Отбитые», но это новое название, и думаю, оно продержится еще концерта три, а потом Дэв придумает следующее. Мы уже побывали «Вчерашним порно», «Черными носовыми платками», «Мстительными парикмахерами» и «Не вашим делом». В общем-то, я не пользуюсь своим правом голоса – разве что для того, чтобы накладывать вето на самые тупые идеи Дэва. («Приятель, – пришлось однажды убеждать его, – никто не пойдет на группу под названием «Членоболь».) Дэв всегда не прочь добавить пирсинг и набить татуировку поверх старой. Он умеет найти подход к немытым панкующим мальчишкам, которые приходят на наши концерты, еще не зная, что захотят познакомиться поближе с чуваком, спрашивающим у них в микрофон: «Большой ли у вас хрен вырос на огороде?» Дэв родом из города Лоди, что в Джерси, и, по-моему, это очень ему подходит, ведь Лоди – это же «идол», написанное задом наперед. Том из Саус-Оранжа, и последние два месяца он пишет свое имя через «h» – «Thom». Я из Хобокена – настолько близкого к центру, насколько это вообще возможно, не оказавшись в нем. В такие вечера, как сегодня, когда был шанс, что зрителями окажутся не только наши знакомые, я бы переплывал Гудзон, если было бы нужно, чтобы добраться до этого пещерного клуба. По крайней мере, пока сюда не явилась Трис – и я почувствовал, будто незримо для всех истекаю кровью на сцене.

«Возьми власть в свои руки / И трахни мужика, / Возьми власть в свои руки / И трахни мужика». Дэв поднимает эту песню до высоты, куда мы еще никогда не добирались: до четвертой минуты. Словно я достиг предела возбуждения и теперь жду, когда оно пойдет на спад. Том, похоже, добрался до кульминации соло – и ему там, как обычно, не слишком уютно. Я переминаюсь на месте, отворачиваюсь от нее, делаю вид, что ее здесь нет – и это самая на хрен смешная шутка, над которой я ухитряюсь не смеяться. Я пытаюсь привлечь внимание Дэва, который держится на краю поля зрения, но он не видит меня, потому что слишком занят – вытирает пот с обнаженной груди. Но вот наконец он ощущает всплеск энергии, достаточно мощный, чтобы сыграть финал. И он с ревом выбрасывает руку вверх, а я, резко нагнувшись, выдаю последний аккорд. В ответ на нас обрушивается оглушительный гул толпы. Я пытаюсь расслышать ее голос, пытаюсь выделить ее высокую ноту среди криков и аплодисментов. Но она потеряна для меня – как в ту ночь, когда я плакал, а она даже не обернулась, чтобы узнать, что со мной. Три недели, два дня и двадцать три часа назад. И она уже с другим.

Следующая группа уже готова выйти на сцену.