Мария Акулова - Гранатовое зернышко [СИ]

— Почему, Амин е ? — он слушал ее внимательно. Она же говорила так спокойно, уверенно и правдиво, что злиться на нее и вновь беситься было практически нереально. Впервые, наверное, и не хотелось.

— Что почему? — даже не обозлилась в очередной раз на неугодное обращение. Да он и не специально так окликнул — само на язык легло, в мозгу плотно застолбилось именно за этой черноглазой птицей с острым языком и жутким характером. — Почему я так держусь за Баттерфляй?

— Да.

— Я же говорила уже, кажется. Это мой дом…

— А как это захудалое темное здание стало твоим домом, Амине-ханым [2] Ханым — традиционная тюркская приставка к женскому имени, означает «госпожа», «дама» ? — этот их диалог разительно отличался от всего предыдущего общения. Во взгляде Мира читалось неподдельное любопытство, причем не пустое — видно было, что он боится не получить ответ, боится одновременно и залезть на запретную территорию, где ракушка захлопнется, больно стукнув по любопытному носу, и не узнать то, что его почему-то так интересует. Амина смотрела в ответ спокойно, немного отрешенно и решительно. Больше не болтала ногой. Ей не хотелось игривости и игр. Хотелось правды, спокойствия, однозначности и профессионализма.

— От безысходности, — Амина ответила, а потом уставилась в столешницу. Мир понял, что и так получил ответ более искренний, чем ей хотелось бы. Совершенно ничего не объясняющий ему, но крайне наполненный смыслом для нее. И… когда-то он тоже узнает этот смысл. Непременно.

— Я слушаю твои предложения, Амине-ханым…

Вновь вскинув взгляд, Амина заставила мужчину усмехнуться. Она выглядела удивленной. Видимо, не верила, что из этого их серьезного разговора что-то получится. Да и по правде говоря — он тоже не верил, но как-то ей все же удалось его убедить.

— Предлагаю спор, Дамир Сабирович.

— Спор? — постепенно в ее глазах вновь зажигались бесовы огоньки. Кажется, это происходило непроизвольно — так ее глаза праздновали маленькую победу, да и характер все же не спрячешь — возможно, ей действительно надоел формат игры (постоянные ссоры, споры и конкуренция), но не сама игра.

— Да, на деньги…

— На большие? — Мир хмыкнул. С женщиной на деньги он еще не спорил.

— Думаю, четыре ноля будет достаточно…

Дамир искренне уважительно удивился. Почему-то первой была мысль о том, что предложение будет крайне несерьезным. А спор разрешится прямо в этой же комнате его моментальной победой. Ну или проигрышем — но исключительно нарочным и сознательным.

— Продолжай…

— Я ставлю тридцать тысяч, а ты пятьдесят, — вместо того, чтоб задать вопрос, Мир вопросительно приподнял бровь. Амина томить не стала — тут же ответила, — я предлагаю тебе сумму, превышающую мою месячную зарплату, а ты в ответ должен предложить то, что окажется для тебя такой же реальной потерей.

— Хорошо, а в чем суть спора?

Получив одобрение, Амина расплылась в улыбке, встала из-за стола, медленно подошла к Дамиру.

— Мы переходим из формата соперничества в формат сотрудничества. Я перестаю сознательно шкодить…

— Как ты правильно слово-то подобрала… — Мир смотрел на Амину, вновь ощущая смешанные чувства — немного раздражения из-за того, что сегодня она надела еще более высокие каблуки и теперь смотрит даже слегка сверху, предвкушение, азарт, и самую малость нежности, когда в голове проносится брошенное ею «от безысходности». — Шкодить. Это же обычно котята шкодят, да? В тапки там, писают, горшки цветочные переворачивают…

Амина хмыкнула — шпильку оценила. Наверное, сама такую же отпустила.

— Да, а потом вырастают и по мордам наглым хозяевам дают лапой — когтистой лапой. Но не отвлекайся, пожалуйста. Так вот, мы переходим из формата соперничества в формат сотрудничества. Я не врежу тебе и бизнесу сознательно, не подставляю тебя с артистами, чинно исполняю свои должностные обязанности за что ты, кстати, повышаешь мне в скором времени зарплату… — на многозначительный взгляд девушки Мир ответил только очередной улыбкой. — А ты перестаешь придираться ко мне по пустякам, отпускать свои унизительные шуточки о моей тупости и безграмотности, блочить наши выступления с бабочками, выделяешь-таки нужные нам средства на обновление инвентаря…

— Амина, совесть имей…

— Ладно, объемы финансирования бабочек обсудим позже, но! — девушка возвела к небу палец, держа театральную паузу.

— Но…?

— Виновник следующей нашей стычки — ты или я, будет жестоко наказан. Деньги налом должны быть переданы на протяжении двух дней после проигрыша… Твоего, — Амина протянула руку, хотя и протягивать-то было особо некуда — они с Миром стояли на расстоянии трех десятков сантиметров.

— Или твоего… — особо не раздумывая и не сомневаясь, Мир протянул свою в ответ, обхватил длинные пальцы и теплую ладошку, сжал, тряхнул.

— Кровью закреплять будем? Протокол составлять?

— Обойдемся взаимным доверием.

— Ок, — ладонь Амины выскользнула из все же куда более внушительных размеров руки Дамира, девушка немного отступила. — Ну, тогда удачного дня, Дамир Сабирович, — улыбнулась, проводя руками по гладким изгибам платья, максимально обтянувшего фигуру, отступила. — А мне работать пора…

— Иди, — он же не смог себе отказать в удовольствии окинуть ее пристальным взглядом — от носочков туфель до самой макушки. Если раньше за такое можно было тут же отгрести по наглой морде, то теперь она рискнет — деньги, все же, серьезные. — Можно и просто Миром, кстати.

— Я запомню… и к сведенью приму… если ты сейчас, конечно, тут же слюной не захлебнешься и обращаться к тебе хоть как-то необходимость отпадет в принципе…

Польза от спора перепала не только ему и не только в виде возможности вдоволь разглядывать ее точеную фигуру, но и ей — ведь право язвить безнаказанно — оно бесценно, а настоящим проигрышем в споре будет считаться очередной скандал, ну или любое другое явное вмешательство в деятельность противоположной стороны спора. Хотя, наверное, условия стоило очертить более внятно, но обе стороны положились на то, что они, как опытные игроки и скандалисты, смогут честно опередить — было нарушение или нет.

— Тогда за работу, — развернувшись, Мир пошел к двери, вышел, не обернувшись, направился в сторону своего кабинета. Амина слышала, как стучат набойки его туфель по дощатому полу коридора, а на душе будто расцветала весна. Приблизительно такая же, как буйствовала за окном.

Апрель цвел абрикосами, готовился взорваться и яблоневым цветом, жужжанием пчел и прочими прелестями, а для Амины загорелся свет в конце тоннеля.

Она ставила на то, что азарт не даст мужчине сдаться быстро, плюнуть на сумму и вернуться к их обычному формату общения. А еще не даст гордость.