Наталья Будянская - Женщина не прощает

Я женился на Алине, и брат одобрил мой выбор. Женщины быстро нашли общий язык, а мы ласково называли их «торохтушками». После того что я сделал с Алиной, семья брата объявила мне бойкот. Но тогда меня это мало интересовало. Я был парусом, наполненным ветром перемен. И мечтал избавиться от якорей прошлого.

Я не связывал смерть Петра с Алиной до тех пор, пока Настя не рассказала мне о любовной связи покойного с кондитершей Анной. Тогда память стала понемногу просыпаться. События тасовались хаотично, как в карточной колоде, подсовывая факты. Пока не выстроились в нужном порядке. Смерть Петра не была случайной. Я был в этом на сто процентов уверен. И даже знал заказчика в лицо.

— Ты убивала живых людей. Тебя не волновали их судьбы?

После суда у меня было пять минут на прощание. Я подошел к Алине. Она сидела в последнем ряду и наблюдала за процессом через стекла солнцезащитных очков.

Наручники не позволяли схватить ее за горло, а мне так хотелось это сделать…

— Нет.

Она была, как всегда, спокойна.

— Я лишь твоя послушная ученица. Все зло идет от тебя.

Меня вытолкали в затылок.

На Настю я даже не взглянул.

Дятков был пешкой в игре Алины. Имея в любовниках президента моего банка, она ловко расставляла сети. Такие жмоты, как я, директор «Сталекса», мой проектант, всегда клюют на халяву. Это неизбежно, это в крови.

Подержанный автомобиль, невыплаченный гонорар, бракованные детали.

Дальше оставалось только передвигать фигуры на шахматной доске.

Я даже вспомнил Ксению, Мишкину жену.

Это случилось в то давнее разгульное время, когда девки не имели для меня никакого значения, я штопал их партиями и забывал на следующее утро. Как к нам в гаражи попали первокурсницы, не помню. Наверное, подзаборные надоели, захотелось элиты. Одна из них на меня запала. Я кружил ее пару дней и обещал жениться. Я всегда так делал, и этот трюк не давал осечек. Сработал и в тот раз. Утром я даже не вспомнил ее имени. Коротко бросил: «Проваливай», — и был таков.

В камере у меня было много времени. И память, как электрический стул, терзала мой мозг пытками. Безостановочно, ежесекундно. Каждый новый день подсовывала новые воспоминания.

Я ничего не помнил о своей жене, мог ли я вспомнить проходную девку?

Оказалось, смог.

Единственное, что мне было неподвластно, — я не мог остановить этот процесс, не мог выключить картинки в своей голове. Она жила как будто отдельно от всего тела. И терзала воспоминаниями вновь и вновь.

Залевский попался на шантаж.

Костя был крепким орешком, и Алине никак не удавалось нацепить его на крючок. Она плела вокруг него свои сети, но безупречность в отношении к работе не давала возможности найти слабое место.

По информации круглосуточной слежки, Костя был примерным семьянином, и это раззадоривало брошенную женщину.

Втайне она завидовала жене Залевского. У той было все, о чем могла мечтать любая женщина.

Именно семья и стала для инженера капканом.

На рабочий телефон периодически поступали анонимные звонки с угрозами. Требовали информацию о моей фирме и крымской стройке в обмен на жизнь детей. Костя не поддавался, пока однажды не получил фото. Его обожаемая дочь сидела на коленях незнакомой женщины. На обороте надпись гласила: «У тебя есть лишь сутки».

Кто была эта женщина, он не знал. Воспитательница? Няня детского сада? Заведующая? Кто имел доступ к ребенку?

Костя обратился в полицию. Те нехотя приняли заявление. Разгар курортного сезона, работы по горло… У кого кошелек украли, у кого мобильный на пляже. И такая дребедень целый день. В полиции отреагировали на его заявление спокойно. Так ему и сказали: «Сам разбирайся со своими бабами».

В тот день он остался дома и оставил дома детей. Но в конверте, который нашел вечером торчащим в двери дома, гремели буквами очередные угрозы. Вымогатель сердился за непослушание и обещал в следующий раз отрезать девочке палец.

Он не знал этих людей и не мог представить, насколько далеко они могут зайти. Последний телефонный разговор подтвердил серьезность их намерений. Сколько ему сидеть взаперти и сторожить детей? Нет, они не запугают ни его, ни его семью. Не заставят жить в страхе и бояться собственной тени. Через день Константин вернулся на работу. А следующим утром получил конверт с Лизиной сережкой. Он порвал его в клочья и принял окончательное решение.

Выбрал смерть, подарив дочке жизнь. Напился до чертиков и пошел топиться. Сделать это в мартовском бушующем море у него получилось легко.

За полгода в тюрьме ничего со мной не случилось. А я хотел бы быть подрезанным Сапером, слывшим здесь беспредельщиком. Мечтал быть задушенным Косым, но и тот не проявлял ко мне интереса. Пару раз я провоцировал драку, но кроме недельного карцера, других наказаний не было. А там, в темной комнате без малейшего ориентира во времени, спрятаться от воспоминаний было некуда. Они жалили своими иглами воспаленный мозг и не давали покоя ни днем, ни ночью. Я возненавидел карцер, поэтому в драки больше не ввязывался.

Пару раз меня навещала Настя. Она плакала.

Но что я мог сказать ей?

«Никогда не обижай женщину. Она найдет способ тебе отомстить».

Это я мог сказать мужчине.

А Настя — женщина.

И кто знает, вдруг и она тоже работала на Алину?

— Любишь его?

Это был не вопрос. Я и так все знала, потому что слежу за ней. Но придать вопросу утвердительную интонацию не решилась.

Я смотрела в грустные глаза рыжеволосой женщины, сидящей напротив, и… ничего не чувствовала. Первые десять секунд я пыталась понять, за что ее полюбил Ковригин. Но ответа не нашла и отказалась от этой затеи. В то время, когда она была женой строительного магната, выглядела куда более роскошно. Сейчас, спустя полгода жизни без мужа, от ее привычек богатой жизни не осталось и следа. Потускнели глаза, волосы, кожа. В ушах серебро вместо жемчуга, внешний вид стал какой-то вялый. Как царский особняк, в котором лет сто не было ремонта.

Я знаю, что все эти месяцы ее изрядно трепали следователи, она лишилась всего, что имела, будучи мадам Ковригиной. Лишь ровная спина и гордая осанка выдавали былую причастность к бомонду. Хотя, быть может, все танцовщицы выглядят одинаково. Даже если преподают в районном ДК художественную самодеятельность и живут на одну зарплату.

Как эта.

— А ты?

— Я?

Неожиданно. Я посмотрела ей в глаза.

— Нет, я не люблю Вадима. Я его ненавижу.

— От любви до ненависти всего шаг.

Что она хочет этим сказать? Решила согласиться с утверждением, кивнула:

— Верно. И я его уже сделала.

Она не хотела встречаться со мной, и я дала ей время. Чтоб успокоилась, остыла и захотела встретиться сама.