Вера и Марина Воробей - Я не такая

— Может, ты не будешь мне звонить какое-то время? — спросила Оля. — Пускай она немного придет в себя… А потом все будет по-прежнему, обещаю.

Ваня знал, что эти слова ничего не стоят, потому что по-прежнему не будет больше никогда. Он не знал, любит ли он Олю. Раньше — любил, но раньше он был Иваном Волковым, сыном своих родителей, а теперь? Теперь он — подкидыш, сын наркоманов или психов, как сказала Олина мама. Может ли такой кого-нибудь любить и вообще — имеет ли он право на любовь?

— Ничего страшного, — сказал Ваня. — Я это переживу.

Он развернулся и пошел прочь, а Оля еще долго смотрела ему вслед, понимая, что теряет его навсегда.

Ваня несколько дней не ходил в школу. Утром он как обычно завтракал, собирался и выходил из дома в положенное время, но вместо того, чтобы идти в ставшую ненавистной школу, садился в метро и катался по кольцевой линии.

Одна за другой мелькали станции; сменяли друг друга пассажиры, но Ваня смотрел на грязный пол перед собой и ничего не замечал. Под стук колес лучше думалось, а подумать Ване надо было о многом. Он представлял себе своих настоящих родителей: кем они были и почему так поступили с ним? Может быть, их толкнула на это нужда, а может быть, молодость и глупость?

Потом Ваня думал о своих маме и папе, о тех, кто его вырастил. Они молчали все это время, и их можно понять. Не всякая правда нужна, и Ваня предпочел бы никогда ее не узнать.

«Невозможно, чтобы я был неродным, — в сотый раз говорил себе он. — У меня ведь такая же походка, как у папы, вразвалку. У меня глаза голубые мамины…» Но он понимал, что эти мысли — всего лишь жалкие попытки зацепиться за прежнюю жизнь, которая закончил ась навсегда.

Когда пошла вторая неделя его отсутствия в школе, классный руководитель позвонил домой, чтобы выяснить, что с ним случилось.

— Он здоров… — растерянно отвечала мама. — Он не пропустил ни одного дня…

Она положила трубку, вытерла мокрые руки о передник и устало опустилась на стул. Ею овладело нехорошее предчувствие. Что-то должно случиться, что-то, что навсегда исковеркает их жизнь. «Где он может быть?» — спрашивала она себя и не находила ответа. Она позвонила мужу на работу и рассказала о том, что случилось.

— Я немедленно выезжаю, — сказал он. — Мы должны во всем разобраться.

А ей не хотелось ни в чем разбираться. Она до смерти боялась этих звонков из школы, ей было нужно только одно — чтобы все оставили их в покое.

Ваня пришел домой в обычное время, кинул сумку в прихожей и прошел в свою комнату. К его удивлению, и мама, и папа были дома, они сидели на диване и как будто ждали его возвращения.

— Привет всем, — с наигранной веселостью сказал Ваня. — Тебя сегодня раньше отпустили? — обратился он к папе.

Но тот не ответил, снял очки и стал нервно их протирать.

— Звонили из школы, — тихо сказала мама. — Говорят, что ты туда не ходишь целую неделю.

Ваня подошел к окну и посмотрел во двор. Проехала машина и обдала грязью прохожего, а тот сердился, что-то кричал и размахивал портфелем. Ваня невольно улыбнулся, наблюдая за этой сценой.

— Сынок, что случилось? — с тревогой спросила мама. Ей не нравилось ни его молчание, ни эта странная, неуместная улыбка. — Тебя кто-то обидел?

— Нет, все в порядке, — ответил Ваня.

Он с детства знал, что мужчина должен быть сильным и терпеливым, должен не хныкать и не подавать виду, что ему трудно.

— Где ты был эту неделю? — спросил папа. — Зачем нас обманывал?

— Я катался в метро. По кольцу, — признался Ваня. — Не хотелось идти в школу. Я… не мог.

— Так бы и сказал, — строго проговорил папа. — Если у тебя трудности с учителями или с ребятами, мы бы разрешили тебе остаться дома, да еще бы записку написали, что ты болен. Зачем лгать, тем более нам с мамой?

И тут, неожиданно для самого себя, Ваня сказал:

— А кто сейчас не лжет? — Он почувствовал, что должен остановиться, но уже не Мог. — Разве вы не обманывали меня все эти годы?

Родители переглянулись. В глазах у мамы был страх, а папа снова надел очки. Наверное, так он чувствовал себя более защищенным.

— Что… что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Не надо, я все знаю, — сказал Ваня и снова посмотрел в окно.

Незадачливый прохожий пытался отчистить свой бежевый плащ, когда другая машина снова обдала его из лужи.

— Так я и знала, — тихо сказала мама. — Знала, что когда-нибудь это должно случиться.

Она закрыла лицо руками и заплакала, но никто не бросился ее утешать. Больно было всем, и жгучее страдание отделяло их друг от друга, превращая из дружной семьи в троих одиноких, несчастных людей.

— Откуда ты узнал? — спросил папа, не глядя на сына. — Кто посмел…

— Это неважно, — перебил его Ваня. — Теперь вся школа только об этом и говорит. Поэтому мне не хотелось туда ходить.

— Какие мерзавцы! — Папа нервно заходил по комнате. — И почему всегда находится такой доброжелатель, у которого чешется язык? Душил бы таких собственными руками!

Ваня представил, как его интеллигентный; вежливый отец душит Олину мать. Ему стало смешно, и он опять заулыбался.

— Бедный мой мальчик! — сказала мама, поднимая на них заплаканное лицо. — Я не смогла тебя защитить…

— Зря вы мне сами не рассказали, было бы проще, — сказал Ваня.

— Мы не хотели…

— Делать мне больно? — иронично продолжил Ваня. — Вы хотели, чтобы это сделали чужие, недобрые люди в самый неподходящий момент?

Родители Вани молчали, понимая всю справедливость и всю жестокость его слов.

— И что теперь? — спросил его отец. — Хочешь разыскать своих биологических родителей?

Конечно, Ваня думал об этом. С тех пор как он узнал, что не знаком со своими настоящими родителями, он тысячу раз представлял себе, как разыщет их, встретится и скажет: «Вот и я, ваш сын!» Но какой прием его ждет? И о чем он будет с ними говорить, с чужими, незнакомыми людьми, которые четырнадцать лет назад бросили его на произвол судьбы? Он где-то читал о том, что существует голос крови, который неумолимо влечет друг к другу родных людей, но сам он не слышал призывов этого голоса.

— Нет, не хочу, — искренне сказал он. — Не вижу в этом смысла.

Ему показалось, что мама облегченно вздохнула, а папа снял очки и снова принялся их протирать. Ваня посмотрел на них обоих и впервые за все это время задумался о том, что должны чувствовать его приемные родители— отдавшие ему всю любовь и заботу, на которую были способны.

— Ты мой сын, только мой, — раскачиваясь из стороны в сторону, как заговор, повторяла его мать. — Ты — мой сын, мой мальчик…

Ваня сел перед нею на корточки, взял ее за руки, чего никогда не делал раньше, и сказал:

— Не надо, пожалуйста, перестань. — В его голосе было столько заботы и мягкости, как будто он говорил с кем-то, кто намного младше его. — Никто не помнит, как его рожали, и я тоже не помню. Но зато я помню, как болел, а ты сидела со мной рядом всю ночь.