Хизер Берч - Сад надежды [litres]

Далтон вытер глаза и достал ботиночки из коробки. Прикоснулся к стертым подошвам, красным шнуркам и внезапно вскрикнул – в одном ботинке обнаружился скомканный розовый носочек. Далтон вытащил его наружу и расправил. Носок еще хранил форму дочкиной ступни. Сердце дало сбой. Так дальше нельзя, еще немного, и он умрет прямо здесь. Далтон поставил ботинки на стол, отступил на шаг и провел ладонями по лицу – как будто горе можно стереть! Один из ботинок оказался слишком близко к краю и начал падать – словно в замедленной съемке перевернулся несколько раз, пытаясь зацепиться за воздух красными шнурками, и наконец упал, разбросав по полу ошметки грязи.

Далтон опустился на колени. Слезы застили глаза. Мозгу не хватало кислорода, и голова закружилась.

Он всю жизнь занимался тем, что высаживал растения. Вдвоем с Мелиндой они вырыли тысячи лунок для множества деревьев, цветов и кустарников. Они опускали корни растений в землю, и богатая питательными веществами почва давала им жизнь. Ему в страшном сне не могло привидеться, что однажды он закопает в землю жену и ребенка. Туда, где нет жизни, где плодородная почва уничтожит их.

Далтон больше не мог находиться в помещении, его давили стены. Он бросился прочь из комнаты, бесцельно, просто зная, что нужно на воздух, иначе отнимутся руки, ноги, язык и в конце концов боль поглотит его целиком. Слева колебалась расплывчатая зеленая масса, гигантское скопление ветвей и листьев, и с каждым дуновением ветра слышалось легкое потрескивание. Плакучая ива! Тонкие мелкие листочки потянулись навстречу. Ива манила к себе, и он повернул к огромной зеленой башне, ступая как во сне. Солнце светило в спину. Далтон раздвинул ветви и вошел под покров.

Под ивовым деревом было неестественно тихо. Голоса, доносящиеся с пляжа, превратились в шепот. Бриз легко касался ветвей, убаюкивал. Далтон медленно выдохнул воздух из легких. Прилечь бы сейчас, вытянуться и заснуть. Он стоял в устойчивой позе, но под вздохи ветвей постепенно начал раскачиваться из стороны в сторону вместе с деревом, словно на волнах в океане. Что-то оттягивало руку. Далтон опустил глаза, увидел, что держит за шнурок ботиночек, и прижал его к груди.

– Прости меня, Кисси, – еле слышно выговорил он. Голос срывался. – Папочка не смог тебя уберечь. – Он упал на колени и зарыдал.

Прошло время… начался дождь. Плотная стена ветвей не пропускала ветер, зато вскоре на голову стали падать капли… потом на плечи и шею. Спустя несколько минут волосы промокли, и Далтон запрокинул лицо, позволяя дождю смешаться со слезами. В этом было что-то очистительное. Свежий насыщенный запах влажной земли освобождал от воспоминаний, вцепившихся в его рассудок в тот момент, когда он открыл посылку. Ботиночек Кисси лежал на земле где-то рядом. С каждой секундой на сердце становилось спокойнее, душа из покрытой коркой глыбы превращалась в податливую глину. Далтон ощутил себя одним из гончарных изделий – вроде тех, что делала Чарити, – которому уверенные руки мастера придали форму, обработали и превратили во что-то полезное. Оставалось обжечь сосуд в печи.

Внезапно накатил озноб – будто хищные когти вонзились в тело и начали рвать на части. В ботиночек Кисси налилась вода, шнурки развязались. Далтон протянул к нему руку, но вдруг замер. Его била дрожь, и в то же самое время тело обдало теплом, словно он открыл дверцу печи на День благодарения и оттуда разом хлынул весь жар. Далтон ни разу в жизни не испытывал такого резкого перепада температуры и, как ни напрягал мозги, не смог определить источник энергии. Что-то произошло. Что-то произошло в глубине его существа, и это было существеннее надвигающегося торнадо – единственного явления природы, способного вызвать такое резкое изменение температуры. Очевидно, тепло шло не снаружи; значит, оно шло изнутри. Своим жаром он согрел окружающее пространство.

Мир под кроной дерева был странным. Чудесным, но странным, как в волшебной сказке, а реальный мир остался за зеленым покровом. Далтон резко сделал два шага, протянул руки и раздвинул ветви. Над пляжем сияло яркое солнце, на небе не было ни облачка.

Далтон шагнул назад и посмотрел наверх. Высоко над головой сплетения и изгибы ветвей образовали настоящий купол, и под ним продолжал идти дождь.

Бывает, что ясность мысли приходит в самые переломные моменты жизни. Далтон протянул руку и дождался, пока несколько капель упадут на ладонь. Потом поднес ко рту и попробовал на вкус. Соленые.

«Ива плачет». Слова пришли сами собой. В глубине сердца родилась догадка: ива плачет за него. Ведь это он потерял целый мир. Потоки слез стихли, и солнце вновь смогло заглянуть сквозь ветви, разбросав под куполом пятна света. Далтон дотронулся до груди и вздрогнул от нового ощущения. Отчаяние больше не тяготило его. Он не запретил себе думать о нем, не загнал глубоко внутрь – оно просто ушло.

Именно отчаяние, а не боль о потере жены и дочери едва не сделало его жизнь невыносимой. Оно никогда не давало передышки, не уходило с поверхности души.

Далтон поднял намокший ботиночек. Внутри хлюпали слезы дерева.

– Спасибо тебе, – сказал он иве.

Дерево не ответило. Крепко вцепившись в землю, оно спокойно покачивалось на ветру.

Далтон вышел из-под кроны. Его одежда все еще была влажной, но слезы из ботиночка вытекли. Солнце согревало кожу, и на душе стало легче. Вот она, та самая свобода, которую он потерял вместе с Мелиндой и Кисси; забыл, что она вообще существует или может существовать. Имена вызвали поток воспоминаний, только сейчас почему-то они не привели его в отчаяние. Боль потери не исчезла, однако теперь он смог думать о своих близких – и одновременно надеяться на что-то хорошее в будущем.

Далтон сделал несколько шагов и вновь повернулся к иве:

– Спасибо.

Раздался легкий треск, затем приглушенный шелест. Далтон обежал вокруг дерева. Ветер раскачивал ветви, и одна из них как раз с глухим стуком упала на землю.

– Нет, нет! – зашептал Далтон. Он поднял глаза от упавшей ветви и заметил лианы, на которые до сих пор не обращал внимания. Прямо из ствола тянулись сорняки, высасывая из дерева все соки.

– Нет. – Далтон протянул руку к длинному суку и погладил, будто шею лошади. – Все будет хорошо. Клянусь, я спасу тебя.

Чарити провела ночь спокойно, зная, что ее привидение – сбежавшая из дома девочка-подросток – спит в одной из комнат на втором этаже. Утром, едва она приготовила кофе, приехал дядя Гарольд. Она увидела с веранды, как он сворачивает к дому. Начало июня выдалось теплым, но ветер с залива прогнал духоту и принес свежий соленый воздух. Чарити помахала Гарольду рукой. В этот раз он приехал на своей машине и с двумя чемоданами.