Надежда Волгина - Провинциалка для сноба

Дома. Она посмотрит и выучит мурманский адрес Алеши наизусть дома. А завтра с утра закажет себе билеты на самолет. И она не пойдет на новогодний корпоратив, даже если ее все за это осудят. Сейчас, когда твердо решила ехать, Люда уже начала считать дни и часы до встречи с любимым. И ей до боли в сердце хотелось поверить Владу, что Алеша ждет ее и будет рад встрече. Только вот предупреждать заранее она его не станет, просто не сможет преодолеть собственную робость.

На следующий день, после работы, Люда отправилась за подарками Алеше и его маме. Все шло по плану. Утром она заказала билет на самолет, который вылетал рано утром двадцать девятого декабря. Именно на эту дату был назначен корпоратив, и сам день считался рабочим. Но и эту проблему Люда решила, взяв отгул и честно объяснив Олегу Евгеньевичу, что должна быть рядом с любимым. В подробности, как и раньше, не вдавалась, да и не потребовалось. В который раз она убедилась, какой чуткий и великодушный у нее начальник.

С родителями дело обстояло несколько сложнее. Мама откровенно обиделась, когда Люда сообщила, что не сможет приехать на Новый год. Когда-нибудь, при личной встрече, она все честно той расскажет. Но объясниться по телефону так толком и не получилось. Она разве что обещала заехать к ним на пару дней на каникулах. Она и подарки им с отцом уже давным-давно припасла. И обязательно вручит их, но позже.

В аэропорт она приехала на час раньше запланированного времени. Да и все равно от волнения провела практически бессонную ночь. Лететь ей предстояло два часа, и можно попытаться поспать в самолете, благо перелет беспосадочный. Но волнение ее только нарастало, и два часа в воздухе тянулись как двадцать.

Мурманск встретил настоящим трескучим морозом, и пока дошла до стоянки такси, Люда успела совершенно окоченеть или одеревенеть на морозе, что будет точнее.

До нужного адреса добиралась минут сорок, и всю дорогу пожилой таксист развлекал Люду байками из собственной молодости. За это она ему была даже благодарна, а временами даже смеялась. Ну и волнение немного притупилось. Правда, стоило ей выйти из машины у дома, где предположительно жила мама Алеши, где он родился и вырос, а сейчас и поддерживал мать в трудный период, как волнение вспыхнуло с новой силой.

Обычный дом, каких полно во всех российских городах. Пятиэтажная хрущевка, второй подъезд, этаж четвертый. Добротная металлическая дверь с глазком. Но как же трудно нажать на кнопку звонка. Рука просто отказывается подниматься, словно к ней привязали гирю. И сердце бьется так сильно, что в глазах темнеет, и ноги слабеют. Эдак и до сердечного приступа недалеко.

Когда снизу раздались чьи-то тяжелые шаги, сбивающие с ботинок или сапог снег, Люда так перепугалась, что рука сама взметнулась к звонку. И вот трель, что вдруг показалась ей тревожной, прорезала тишину квартиры, а потом из-за двери послышались какие-то звуки. И пока дверь не распахнулась, Люда так и не смогла ни вздохнуть, ни выдохнуть.

— Вы к кому, милочка? — обратилась к ней женщина, с лица которого на нее смотрели глаза Алеши. Грустная улыбка тронула губы той, а глаза, наверное, привычно заслезились.

— К вашему сыну… наверное, — совершенно растерялась Люда и сама едва не расплакалась.

— К Алешеньке? — удивилась женщина и посторонилась. — Да вы заходите, чего за дверью-то топтаться, — уже с толикой интереса и любопытства пригласила она, краем глаза разглядывая небольшой чемодан на колесиках.

— Мам, я открою, — раздалось такое знакомое из комнаты, что Люда пошатнулась и привалилась к дверному косяку.

— А я уже!.. — крикнула было мама Алеши, но сразу же заволновалась. — Вам плохо? Такая бледная… Алешенька, иди сюда, сынок! — еще громче крикнула.

Ну что же она за истеричка?! Даже в гости пожаловать с достоинством не смогла. Того и гляди грохнется в обморок. Вот и голова уже кружится, и ноги совсем не держат. Прежде чем перед глазами окончательно потемнело, Люда успела почувствовать, как ее подхватили такие родные, любимые и надежные руки.

— Мам, она умирает!..

Кто умирает? Не достаточно ли еще смертей? И зачем он ее так крепко держит, она ведь не собирается сбегать, да и не сможет этого сделать прямо сейчас, когда сознание все еще улетает в неведомые дали.

— Умрет, если ты не перестанешь душить ее, — раздался рядом строгий голос, который сейчас слабо напоминал тот полушепот, что слышала Люда у порога.

Ну давай уже, очнись, пошевелись, намекни, что не собираешься умирать, когда все только начало налаживаться.

— Алешенька, да положи ты уже бедняжку на диван. Дай ты ей вздохнуть как следует, — теперь в голосе его матери слышится улыбка. — Обморок у нее, неглубокий. От волнения, должно быть. Совсем затиранил девушку, да?

Крепкие объятья разжимаются, и ее бережно опускают на что-то мягкое и удобное. Под голову подкладывают подушку, а ко лбу прижимается что-то влажное и холодное, что моментально приводит в чувство.

— Но вот, милая, ты и очнулась, — тепло улыбнулась ей женщина и поправила повязку на лбу.

Очнулась, да, и сразу же принялась прощупывать взглядом комнату в поисках того, кого больше всего хотела сейчас видеть.

— Пойду-ка я накрою стол к обеду. Думаю, вам есть о чем поговорить и без меня тут.

Какая же хорошая у него мама! Алеша на нее не похож, разве что, глазами. Наверное, эта зашкаливающая мужественность досталась ему от отца.

— Привет! — склоняется над ней его все еще взволнованное сверх меры лицо. Она его никогда таким не видела. Кажется, даже губы его подрагивают, словно собирается заплакать. Но разве такие сильные мужчины плачут?

— Привет! — улыбается Люда и тянется к нему навстречу. Но сил не хватает, и она снова откидывается на подушку. И лишь рука ее остается в его руке, которой он успел поймать ту.

— Не могу поверить, что ты тут, — шепчет он, опускаясь рядом с диваном на колени и утыкаясь лицом ей в шею, щекоча и обдавая ту теплом своего дыхания.

— И я не могу поверить, что решилась на такое, — зарывается Люда ему в волосы, прижимаясь щекой к голове, обхватывая за шею второй рукой.

Не отпустит! Теперь она ни за что его не отпустит от себя, даже если он сам этого захочет. А уйдет, так она просто умрет, не сможет жить вдали от него.

— Я боялся просить тебя приехать.

— А я ужасно боялась ехать к тебе.

— С ума сходил без тебя.

— И я…

Он говорил, а ее голос вторил ему эхом. Их мысли были созвучны, как и слова, и руки. Они не могли надышаться друг другом, насмотреться друг на друга. Это было так волнующе. Именно в этот момент между ними рождалось что-то новое — гораздо большее и сильное, нежели влюбленность. Наверное, это и есть любовь, которая одна и на всю жизнь.