Евгения Серпента - Енот-потаскун

Припарковаться вечером на Чайковского — та еще засада. Где-то с пятой попытки удалось втиснуться вкривь и вкось вплотную к зеленому внедорожнику. Или кроссоверу? Я ни черта в этом не понимала, все большие машины для меня были на одну морду. Оставалось только надеяться, что его хозяин более опытный водитель, чем я, и сможет выбраться, если ему надо будет уехать раньше.

Достав Тошку из переноски, я пристегнула поводок к шлейке и вытащила его из машины. Ходить на поводке по улицам он страшно не любил, но нести эту круглую тушу на руках я не собиралась. У него начался сезонный жор, и он стремительно толстел. Утром в клинике я его взвесила — уже двенадцать килограммов! Против весенних семи-восьми. В это время года еноты жрут круглосуточно, все, что способны откусить и прожевать, и готовы за еду продать маму, папу, родину и собственный хвост. К концу осени могут и до двадцати дорасти.

Привлекая всеобщее внимание, мы перешли проспект Чернышевского. Еноты вообще на редкость умильные твари, а Тошка обладал повышенной проникновенностью взгляда и был гениальным актером. Иначе не оказался бы у меня: ветеринаров обычно на такие штучки развести сложно.

Над витриной супермаркета двое рабочих возились с коробкой кондиционера, с которого на асфальт натекла приличных размеров лужа. Один из них неловко повернулся, строительная лестница-этажерка качнулась. Кондиционер вырвался у него из рук и полетел прямо на меня. Каким-то чудом мне удалось увернуться, но при этом я поскользнулась и не удержалась на ногах. И последним, что увидела, падая в лужу, был оголенный электрический провод. Боли не почувствовала, только сильный толчок — и темнота…

Потом темнота стала почти прозрачной, похожей на серое питерское утро. Я открыла глаза и обнаружила себя в большом зале на неудобной узкой кровати. Лежала я на ней голая, прикрытая простыней. К попискивающему монитору тянулись тонкие провода от прикрепленных к телу датчиков. Остро пахло дезинфекцией — до щекотки в носу. Ничего не болело, но голова была тяжелой, перед глазами все плыло.

Подошла медсестра в голубой пижамке и сказала, что меня ударило током, и я уже вторые сутки нахожусь в реанимации Мариинской больницы. До этого момента болталась между предкоматозным состоянием и комой, но, поскольку очнулась и показатели приходят в норму, скоро переведут в палату.

И действительно перевели — в тот же день. В четырехместную, но довольно приличную. Недавно покрашенные желтовато-розовые стены, потолок без пятен, удобные кровати, туалет на две палаты. И соседки нормальные.

Но двое суток! Первая моя мысль, еще в реанимации, разумеется, была о Тошке. Что с ним стало, где его теперь искать? Слезы текли сами собой, когда я думала, что он мог попасть под машину. Или забрали к себе такие же уроды, у которых я его выкупила весной. С Тошкой, конечно, было непросто, но за эти несколько месяцев я к нему привязалась. В отличие от Сашки, который его терпеть не мог и без конца на меня шипел за то, что я притащила в дом «эту скотину».

Кстати, о Сашке… Он вряд ли стал бы меня искать. Наоборот, мне бы этого очень не хотелось. Но мама-то? Я ведь ехала к ней — и вдруг пропала.

Медсестра принесла из камеры хранения мою сумку, но телефона в ней не оказалось. Как раз перед моей встречей в луже с проводом пискнуло уведомление Вайбера, и я достала телефон, чтобы прочитать. Видимо, улетел куда-то. Пришлось попросить у соседки. Мамин номер был одним из немногих, которые я помнила наизусть.

— Тата, ты уже в палате? — деловито спросила она. — Сейчас еду.

От Чайковского до больницы было минут двадцать пешком. Мама появилась через полчаса, с большой сумкой. Поцеловала в лоб, села рядом на стул и строго поинтересовалась:

— Ну и как, Наталья, это называется?

— Что именно? — не поняла я. — Можно подумать, я специально. У меня вообще Тошка пропал.

— Жаль, — вздохнула мама. — Но, может, найдется еще? Объявления дать? Ладно, ты мне другое скажи, что у вас с Александром?

Я молчала. Деваться некуда, надо сдаваться, но я не знала, как лучше это сделать.

— Я жду, тебя нет. Звоню — телефон недоступен. Через час позвонила Саше. У него тоже недоступно. Городской не отвечает. В одиннадцать не выдержала, поехала к вам. Звоню в дверь — тишина. Тут сосед ваш с собакой вышел. Сказал, что Саша уехал куда-то, а тебя он уже давно не видел. Это как понимать?

— Мам, я от него ушла. Все, давай не будем.

— Что значит «не будем»? — не сдавалась она. — Ты ушла от мужа, и мы не будем об этом говорить? Это серьезно или просто поссорились? И где ты живешь?

— Это серьезно, — мне захотелось спрятаться от нее под подушку. — Он, наверно, в Москву уехал по делам. Вернется — разведемся. Сняла квартиру.

— У него что, другая женщина? Что случилось?

О господи, другая женщина! Может, ма, тебе еще синяки показать?

— Мам, у нас просто все плохо. Давай потом, пожалуйста. Как ты меня нашла?

— Позвонила в бюро несчастных случаев. Паспорт-то у тебя с собой был, — она открыла сумку. — Давай-ка помогу переодеться. Пришлось все новое купить, в квартиру ведь не попасть, ключи вы мне не дали.

— Скажешь, сколько, отдам деньги, — я села, и голова закружилась.

— Не обеднею, — мама поджала губы. — Это все из «Фикс-прайса».

Она достала ночную рубашку, халат, тапки, пакет с бельем и туалетные принадлежности. Переодевание из больничной рубашки отняло столько сил, словно я вскарабкалась на Эверест.

— Как ты? — спросила мама, накормив меня домашним супом и блинчиками.

— Да ничего, вроде, — прислушалась я к себе. — Только слабость, голова кружится.

«Я жаба, раздавленная на дороге, я жаба раз-дав-лен-на-я», — выплыла из памяти давно забытая песенка.

Хоть я была и звериным врачом, но все же медиком, поэтому представление об электротравме имела. На втором курсе ветакадемии пришлось писать реферат о поражении крупного рогатого скота электротоком при обрыве проводов ЛЭП, так что понятие «шаговое напряжение» для меня было не пустым звуком. И я прекрасно сознавала, насколько мне повезло — фантастически!

Вообще с фортуной у нас отношения были, мягко говоря, странные. Она не то чтобы меня не любила — скорее, люто троллила. Подбрасывала яркий фантик, а внутри — фига. Нет, не инжир, просто шиш с маслом. Взять того же Сашку. Красавец, умница, при деньгах, в постели бог, любовь-морковь-свадьба. И чем все кончилось? Лучше не вспоминать. А с электричеством этим? Сначала оно вырубилось, выставив меня с работы на два часа раньше, а потом догнало. Нормальные шуточки! Спасибо, что не убило.

Тут я снова вспомнила о Тошке. На шлейке у него висел медальон с моим номером телефона. А вот телефона-то у меня больше и не было. Едва дождавшись, пока не уйдет мама, я отвернулась к стене и дала наконец волю слезам.