Силвиу Абреу - Новая жертва

Олаву просил Ирену на всякий случай держаться подальше от Жозе Местиелли, но Ирена привыкла пропускать мимо ушей такие же просьбы Диего – не стала слушать она и следователя.

Как-то Ирена напрямую спросила Зе Балашу, отчего умерла его жена. Она была уверена, что он не станет лгать, но ответ Зе обескуражил Ирену:

— Она умерла… от сердечного приступа…

— Это неправда! Твоя жена умерла в результате несчастного случая в Итатиайе. Она упала с лошади, ударилась головой о камень и скончалась, — не стала скрывать своей осведомлённости Ирена.

Она увидела, как изменилось лицо Зе Балашу. Только что перед ней сидел прямой, уверенный в себе мужчина – и вдруг она увидела испуганного, растерянного старика…

— Откуда ты знаешь? – пробормотал он.

— Почему ты солгал? – вопросом на вопрос ответила Ирена, но ничего больше не добилась от Жозе: он замкнулся в себе.

Тогда Ирена приступила к Яре и Жуке. Яра сказала, что, насколько ей известно, бабушка умерла от сердечного приступа. Жука также не смог сообщить Ирене ничего нового: да, мама скончалась в Итатиайе, что-то случилось с сердцем…

— Нет, — проговорила Ирена, — в полиции я узнала, что твоя мать упала с лошади, когда они с Зе Балашу были в Итатиайе. Твой отец подтвердил мне это.

Жука в изумлении уставился на неё.

— Но почему он скрывал это от нас?

— Я и сама хотела бы это понять, — отозвалась Ирена.

Воспользовавшись отсутствием матери, Сидней перерыл всю квартиру, пытаясь отыскать доказательства тому, что между его семьёй и семьёй Феррету существует какая-то связь. Джеферсон и Патрисия помогали ему.

В комнате матери Джеферсон обнаружил спрятанный документ. То есть сперва он не понял, что в нём заключена какая-то загадка, ибо знал, что отец работал на дону Ану в пиццерии «Ла Мамма», но, отложив документ в сторону, вдруг почувствовал: что-то не так в этой бумаге… Он снова взял документ в руки и, вчитавшись в него как следует, изумлённо присвистнул.

— Что там? – спросил его Сидней.

— Отец работал в пиццерии «Ла Мамма» в Бешиге, — объяснил Джеферсон.

— В Мооке, — поправил его Сидней.

— Да нет же! Посмотри! – Джеферсон поднёс бумагу к глазам Сиднея. – В Мооке «Ла Мамма» принадлежит доне Ане, а в Бешиге – семье Феррету.

Сидней склонился над документом и несколько секунд изучал его.

— Это контракт, — наконец, произнёс он. – посмотри, Патрисия. Отец заключил контракт с мужем доны Филомены Феррету, а мы ничего не знали об этом.

В этот же день Сидней потребовал объяснений от матери:

— Если отец отказался от должности на комбинате, то почему он работал в пиццерии в Бешиге? Хозяин ведь тот же!

Фатима растерялась.

— Не знаю, — пролепетала она. – Я ничего не знаю! – Слёзы выступили у неё на глазах. – Оставь меня!

Патрисия вступилась за мать:

— Оставь маму в покое, Сидней! Ты видишь, как она расстроена! Не переживай так, мамочка! Почему у тебя такой потерянный вид?

Фатима не ответив, выставила обоих детей из комнаты и захлопнула дверь перед их носом.

— Вот и я хотел бы знать, почему… — задумчиво проговорил Сидней.

Бруно слышал, как Адалберту спустился по лестнице, вышел из дома и сел в машину.

Он взглянул на часы. Без двадцати девять. Элизеу, Филомена и Изабелла давно в театре. Дома только Розанжела и Дива, но и те, похоже, укладываются спать. Среди ночи ему придётся разбудить их – с помощью этих женщин он надеялся обеспечить себе алиби.

Машина отъехала от особняка, и Бруно придав лицу выражение оскорблённого достоинства, вошёл в комнату Романы.

— Я зашёл сказать, что уже подыскал себе жильё и уезжаю. Но сначала мне хотелось проститься с тобой. Выпьешь со мной на прощание?

Романа отшвырнула от себя журнал, который рассеянно листала до появления Бруно.

— Пожалуй, — сказала она.

Бруно взял на кухне бутылку виски, объяснив Диве, что дона Романа хочет выпить, и в коридоре, оглядевшись, разлил виски по бокалам. В бокал, предназначенный Романе, он бросил три таблетки снотворного. И с безмятежной улыбкой вошёл к «мамочке».

Романа встретила его угрюмым взглядом.

— Ну что ж, отпразднуем твой уход из моей жизни, Бруно!

Бруно было не до её колкостей. Лишь бы выпила!

— И твой – из моей! – поддержал он тост. – Чокнемся?

— Не стоит. – процедила Романа и залпом осушила свой бокал.

Половина дела была сделана.

Что-то вроде жалости к поверженному врагу шевельнулось в груди Бруно.

— А ты помнишь, Романа, как мы с тобой впервые встретились? – заговорил он. – Я тогда был в отчаянном состоянии.

— Ты стоял, прислонившись к стене у ворот церкви, — ударилась в воспоминания Романа, — полумёртвый от голода и холода…

— Ты повела меня в ресторан и заказала спагетти…

— И рюмку виноградной водки… — проговорила Романа. – Но к чему эти ностальгические воспоминания? Ты хочешь разжалобить меня, чтобы затащить в постель?.. Нет уж! К тому же, — она зевнула. – я действительно хочу спать.

— Проводи меня до двери, — пристально всматриваясь в неё, сказал Бруно.

Они спустились в гостиную, и тут Романа пошатнулась. Бруно поддержал её:

— Что с тобой?

— Что со мной? – пролепетала Романа, пытаясь прийти в себя. На неё навалился сон, и ей хотелось утонуть в его глубинах… Бруно видел это. И вдруг Романа произнесла совершенно трезвым голосом: — Что ты подсыпал мне в виски?

Бруно похолодел от страха. Но это был последний всплеск сознания Романы. Она смежила веки и отяжелела в руках Бруно. Тогда он громко закричал:

— Нет, мама, нет! Не пей больше, умоляю тебя!

Крик его разнёсся по всему дому. Его не могли не слышать Дива и Розанжела. – Ну, прошу тебя! Не надо больше пить!

Поддерживая Роману, Бруно потащил её к бассейну. Романа еле передвигала ноги. Бруно довёл её до края бассейна и столкнул вниз.

Всплеск упавшего в воду тела – и тишина… Бруно бросился во двор, подбежал к машине, посигналил.

— Мама, прошу тебя, прекрати! – завопил он, краем глаза отметив, что свет в комнатах Дивы и Розанжелы ещё не погас. – Ты всех перебудишь! Я хочу уйти! Ты слишком много выпила! Отпусти меня! Отойди от машины! Я уезжаю! Не удерживай меня!

Услышав эти крики, Дива сказала Розанжеле:

— Уехал. Оставил бедняжку одну. Представляешь, каково ей?

— Может, пойдём, посмотрим, как сеньора? – предложила Розанжела.

— Нет-нет, — потягиваясь, возразила Дива, — ей сейчас лучше побыть одной…

Алфреду первый обнаружил Роману. Он поднял на ноги весь дом и позвонил в полицию.

Олаву тут же примчался и застал всех домочадцев Феррету растерянными, с лицами, на которых написано потрясение. Даже Изабелла всплакнула, выразив своё соболезнование доне Филомене. Олаву приступил к допросу слуг.